После капитализма. Будущее западной цивилизации

Имперское отношение к государственности руководствуется эстетизмом, и здесь начинает играть глубоко укоренившееся в человеческой психологии психологическое пристрастие к большим размерам. Еще Аристотель говорит, что в человеке большого роста мы видим большую душу, как в большом рослом теле — настоящую красоту, соответственно, и большое государство представляется чем-то более ценным, и, наверное, нет такой страны, в которой бы не нашлись патриоты, мечтающие превратить ее в империю, расширив ее границы сверх реально наличных. Детям и диктаторам в равной степени нравятся большие слоны и большие линкоры. Возможно, такое психологическое пристрастие имеет эволюционное объяснение: крупному животному легче противостоять хищникам, и приматы, как и большинство млекопитающих, развивались по пути постепенного укрупнения. По мнению некоторых биологов, именно об этом свидетельствует тот факт, что у большинства млекопитающих самцы крупнее самок: на самцах раньше сказываются эволюционные изменения. Впрочем, без связи с эволюцией сам факт, что самцы крупнее самок, должен создать прочную ассоциацию: большой размер— признак мужественности. И большая империя — государство мужского пола.

Применительно к государству большая территория есть, во-первых, результат экспансии и, следовательно, постоянно наличествующее доказательство могущества, подобно тому как кубок с чемпионата мира продолжает оставаться доказательством силы штангиста, даже если сейчас он уже на самом деле не в форме.

Во-вторых, это средство к доставлению средств могущества, к превращению последнего: дополнительное пространство — источник новых ресурсов (природных, демографических и т. д.), новых выгод от географического положения и т. п.

В-третьих, пространство есть поле для проявления растущих сил государства в будущем, необходимое условие их роста, то есть с одной стороны — объект приложения могущества, с другой — материя, в которую это могущество воплотится. Один из примеров отношения к географическому пространству с этой точки зрения — экстенсивный подход к демографии, гитлеровская идея «лебенсраума»: чтобы народу разрастаться, нужно место, куда расти. Также пространство представляет собой субстрат для будущего культурного созидания, ибо, как сказал П. А. Флоренский в «Анализе пространственное…», «…вся культура может быть истолкована как деятельность организации пространства».

Правда, говоря об идее «лебенсраума», в ней стоит увидеть скрытый смысл, связанный не столько с «наращиванием могущества», сколько с «избавлением от страдания». Речь идет о тенденциях социальной динамики, порождаемой открытой в этологии и социобиологии закономерностью: агрессивность в отношениях между членами популяции возрастает прямо пропорционально плотности их сосуществования. В этом же ключе работает теория Б. Ф. Поршнева, считавшего, что человек потому освоил всю территорию земной суши, что люди разбегались, гонимые страхом друг перед другом. Исходя из представлений о подсознательных потребностях такого рода, можно сделать вывод, что пространство нужно людям не столько для того, чтобы было куда расти, сколько для того, чтобы было куда рассеиваться. Пространства есть ресурс избавления человека от соседства себе подобного.

Если же, глядя на эту ситуацию философски, считать всякого соседа лишь инобытием человека, то пространство будет выступать как средство к избавлению от внутренних противоречий путем растворения-размывания субъекта, размазывания его тела по земной поверхности с целью увеличения расстояния между его взаимно отталкивающими элементами. Тут, конечно, необходимо вспомнить теорию Лосского, считавшего, что сама пространственность существует потому, что составляющие всякий субъект монады гармонично не согласованы и взаимно отталкиваются, и, значит, идея увеличения пространства лишь логичная экстраполяция этого конфликта монад.

Но в то же время все вышесказанное не содержит никакого противоречия с идеей лебенсраума в гитлеровском понимании, поскольку неудобства, связанные с тесным соседством людей друг с другом, являются важнейшим источником ограничений на демографический рост в заданном пространстве. И есть ряд империй, образовавшихся в удовлетворение именно этих потребностей, когда материалом для империи служили не столько покоряемые народы, сколько требующие освоения пустые пространства.

Наконец, в-четвертых, нельзя также не учитывать иррационального обаяния пространства как такового. Несомненно, существует магия пространства как самодостаточной ценности. Так, русский искусствовед А. Г. Габричевский писал об эротическом переживании пространственности. Бучении Бенедикта Спинозы говорится, что между «низкой» любовью к земным вещам и высокой любовью к Богу находится любовь к божественным атрибутам, и одним из основных атрибутов божества является протяженность, то есть пространственность.