После Кастанеды: дальнейшее исследование

4. Рефлексия испытала немедленную потребность отделения себя от неба, земли, солнца, моря, деревьев, животных и себе подобных тварей. Образ себя породил ВРЕМЯ: я был, я есть, я стану. Образ себя породил ЦЕЛЬ. Весь пространственно-временной континуум вырос из этих примитивных посылок, поскольку рефлексия позволяет создавать проекции (например, в завтра): "Начнутся ли завтра дожди, ведь нам надо достроить хижину?" — такой вопрос мог задать только примат, владеющий рефлексией и образом себя.

"Я — сын Орла. Мы — те, кто живет в этой долине до сельвы, где восходит солнце, — все дети Орла. Ты — чужой". Чаще всего антропологов, забравшихся к первобытным племенам, ждал именно такой прием. Только один этот факт мог бы подтолкнуть лингвиста к простой идее: язык предназначен не для освоения мира или его усовершенствования. Его изначальная цель — отчуждение, отсекание факта восприятия от воспринимающего Я.

5. Именно поэтому язык создавали шаманы. Поэтому язык был магией, останавливающей бестолковую круговерть сенсорного изобилия. Владение именем приравнивалось к владению объектом, стихией, областью мира, иначе говоря.

Развитие языка являлось упорядочением мира, нарастающей дискретностью воспринимаемых характеристик, аспектов, углов, овладением тонкостями процессуальности в выдуманном времени (начало процесса, развитие, кульминация, угасание, прекращение). Временная и пространственная перспектива дробилась с помощью языка не столько для удобства коллективных набегов на природу, сколько для увеличения числа границ между Я и воспринимаемым.

6. Затем включился обратный процесс: имена и понятия, окончательно отрешившиеся от Реальности, принялись возводить разнообразные здания из себя самих. В первую очередь — чтобы отделить коллективное Я (племя, этническое сообщество) от других коллективных Я. Для этого шаманы сотворили миф — сначала один, затем другой, в конце концов — целый космос мифов, где разросшееся Я (род, племя, этнос, нация) выталкивало в шею непрошеных чужеземцев — на другие земли, в другой (с точки зрения шамана) космос.

Язык был мифом с самого момента своего возникновения. В языке нет ничего Реального. Когда вы указуете на вполне определенное дерево и говорите «береза», реальный пучок сенсорных сигналов ("весть извне") уничтожается языком. За долю секунды на его месте возникает галлюцинация — довольно сложная, и все же мифологическая конструкция, поскольку вы в нее верите, усмотрев в этот кратчайший миг совокупность подобных черт, когда-то признанных шаманом, живущим в глубинах вашего бессознательного, — что это именно "береза".

Внутренний диалог, остановить который требует дон Хуан, и есть ваша интимная беседа с шаманом, сколотившим это описание мира. Любое восприятие встречается с этим мастером галлюцинаций, и за долю секунды отсекает вас от Реального Мира при помощи обыкновенного языка — сети фантомов с их ослепительной ясностью.

Процесс отчуждения от собственных мыслеобразов, "психических знаков", от речи, происходит у ребенка в 5–6 лет. Не достигнув определенного развития рефлексии, человек говорит, но не мыслит. Ребенок научается продуцировать акустические комплексы, используя условно-рефлекторные механизмы. Его речь исключительно прагматична: «хочу», "не хочу", «дай», «боюсь» и т. д. и т. п. Он не испытывает необходимости в отделении внешнего мира от себя самого, поскольку его образ себя еще не полноценен — личность отсутствует, и дистанция между собой и воспринимаемым не может стать актуальным психологическим фактом. Формирование внутренней речи свидетельствует становление эго — механизма, в лабиринтах которого возможно самоотражение; называние себя и другого как закрепление сложившейся психической ситуации — неминуемый мыслительный акт.

Безусловно, когда рефлексирующая личность привыкла иметь дело с дискретным типом восприятия, порожденным языком, который стал способом существования разума на всех уровнях, она может конструировать высказывания, отталкиваясь от перцептивной матрицы, лингвистическое развертывание которой демонстрирует безнадежно искаженный под влиянием языка мир.

И все же другого способа обработки сенсорных сигналов человек не имеет. Абстрактно-логический анализ, моментальное о-смысление сложных сенсорных комплексов (гештальтов) — единственная возможность построения картины мира. Физиологически эта функция возложена на левое полушарие головного мозга — по крайней мере она проецируется там. Правое полушарие воспринимает одновременно весь перцептивный поток, там и складывается целостная картина, которая редактируется, расчленяется и вновь собирается в левом полушарии. Правое полушарие проверяет результат работы левого и, если последнее удовлетворено, допускает перцептивный пучок к осознанию.