Такая философия для толтеков непонятна и, скорее всего, глупа. Зрячему трудно понять слепого. Слепец может прозреть только собственными силами, а он не хочет, ибо от природы ленив, инертен и в чем-то подобен паровозу: есть рельсы — едет, нет — громыхает всем своим железом в овраг и ржавеет там, пока не превратится в труху.
Итак, древние толтеки изначально понимали (не без помощи "растений силы"), что мы живем в мире кажимостей. Кроме того, серия геологических катаклизмов убедила толтеков, что мир неустойчив в самом фундаменте своем. Евроазиаты учились преходящести или иллюзорности мира на примерах вполне человеческих: слава обращалась в ничтожество, государство — в руины, друзья предавали, нравы менялись и т. д. Так возникла майявада в Индии, субъективный идеализм в Европе. Однако подобно тому, как все дела человеческие эфемерны, эфемерными были и остаются конструкции ума, возросшие на таких неустойчивых предпосылках. И все же совсем другое дело, когда фундамент мира колеблется, когда исчезает граница между сном и явью, «иллюзией» и «действительностью» — безо всяких политических интриг, войн, внезапных и несправедливых несчастий. Перцептивная относительность стала аксиомой толтекского разума на самой заре его развития. Философия шла вслед за практикой — неугомонный человек стремился «прозреть» ночь и «оседлать» ветер. Открытое толтеками видение приблизило их к нагуалю вовне. Они восприняли множество нитей, собирающихся в пучки; пучки, формирующие полосы, которые в свою очередь могли пересекаться друг с другом. В местах пересечений возникали организованные структуры, «сосуды» и «коконы», прикрепленные к одной из полос. Внутри «кокона» или «сосуда» энергетические линии сближались, что превращало их в энергомассив, который в центре приобретал изоморфную структуру — волокна резонировали, отчего сила их внутренней пульсации многократно возрастала. Так толтеки на собственном опыте познали, что сила импульса и есть масса в мире первого внимания. Если же кокон имел трубчатую форму, то сила внутреннего резонанса уменьшалась. Для первого внимания это означало, что данная структура имеет крайне низкую плотность и незначительную массу. Трубчатые коконы не могли вступать в полноценный энергообмен с «яйцевидными» и, естественно, закреплялись на полосах, имеющих подходящие для них характеристики. У трубчатых, правда, было одно немалое преимущество: они с легкостью использовали энергию эманаций, будучи открытыми, и могли свободно передвигать перцептивный центр (точку сборки).
Именно плотность энергетического кокона привела к жесткой фиксации перцептивного центра. С другой стороны, плотность дала структуре мощный импульс (массу) и тип энергообмена, который позволил нам считать себя существами первого внимания — биологическими объектами, т. е. "реальными живыми существами". Яйцевидные коконы, таким образом, стали частью нашего мира — с ними приходилось считаться. Трубчатообразные для нас слишком призрачны и подвижны, из-за чего не вошли в человеческое описание мира. Иногда с ними имеют дело маги. Толтекские колдуны называют их гуахо ("союзник").
Древние толтеки быстро оценили преимущества «союзников»: их долговечность (трубчатая структура гораздо прозрачней для потока внешних эманаций и разрушается очень медленно), а главное — свободу перемещения во вселенной осознания.
Близость «союзников» к энергопотокам, формирующим мироздание, ярко демонстрировала, насколько человек связан категориями пространства и времени, которые являются препятствием только для нашего типа существ. Толтеки увидели, что наша зависимость от них имеет целиком перцептивную природу: стоит сдвинуть центр восприятия, как пространство и время меняют свои характеристики. Европейская философия (в лице Канта и многих других) пришла к тому же выводу, но ее рассуждения всегда были спекулятивны. Метафизика, не подтверждаемая опытом, для толтеков не существовала. Разрешение проблемы пространства и времени практически невозможно, если вы не одарены видением.
Ясно, что пространство и время — только перцептивные шаблоны, оптимальные для сохранения гомеостазиса биологической системы. Это одно из самых первых открытий видящих. Пространство и время ограничивают объем поступающих извне сенсорных сигналов — как структурно, так и содержательно.