После конца

В свои семнадцать лет я знала всего сорок шесть людей. Одни и те же люди каждый день, люди, которых я знала, как облупленных. И вот я только что увидела мужчину, которого не знала и с которым никогда не говорила. Я прохожу мимо магазина и вижу, как он возится внутри - и фух! - я иду дальше, и его уже для меня не существует.Мне слышится, как Деннис шутливо бранит меня в школе: "Джуно, дай нам всем покой и оставь свой экзистенциализм для философского кружка".

Спустя несколько минут, женщина с белыми волосами выходит из дверного проема, и я снова охвачена тревогой. Ее лицо морщинистое, и хотя я видела картинки стариков, это первый раз, когда я встречаю одного из них. Я чувствую, что смотрю на чужаков, как будто они из другого далекого мира. От нового опыта по позвоночнику бегут мурашки.

Она поворачивается и ловит мой пристальный взгляд, но после короткого любопытного взгляда на меня и собак, игнорирует нас и движется дальше. Я осторожно продвигаюсь к территории с деревьями и травой, и нахожу убежище на скамейке. Я сижу там вместе с собаками, пока город начинает оживать. Пока я могу наблюдать, как люди приходят и уходят, без взбешенного сердцебиения.

На скамейку напротив меня садится мужчина, ставит рядом с собой дымящийся белый стаканчик и достает газету. Я приказываю собакам сидеть и подхожу к нему поближе. Он поднимает на меня глаза и его брови подскакивают вверх в изумлении. Что ж, я тоже не видела здесь никого, одетого в мех и шкуры.

- Я могу вам чем-нибудь помочь? - спрашивает он.

- Где мы?

Он осматривается вокруг и снова поворачивается ко мне.

- В парке, - пожимает он плечами.

- Я знаю, что мы в парке, - говорю я, - но в каком городе?

- Анкоридж, - отвечает он, прищурив глаза, и видимо, ища подвох в вопросе, но затем его выражение лица сменяется беспокойством.

- Ты потерялась? - спрашивает он.

- Нет, - бросаю я, и свищу собакам, которые тут же подлетают ко мне. Мы направляемся к выходу из парка, но я мешкаю. Обернувшись, я вижу, что мужчина все еще смотрит на меня и решаюсь задать вопрос.

- Расскажите мне, как этот город уцелел в войне?

- Какой войне? - спрашивает он с интересом.

- Третьей мировой войне. Последней Войне. Войне 1984 года, - перечисляю я все известные мне названия.Он открывает рот и произносит слова, которые, как я подозревала с прошлого вечера, были правдой.

- Не было Третьей мировой, - сказал он, - тьфу-тьфу, - и постучал костяшками пальцев по скамейке.

Я чувствую, как меня накрывает приступ тошноты. Мое лицо и руки становятся липкими, и мне кажется, что меня вот-вот вырвет. Мне нужно присесть. Я возвращаюсь к парковой скамье и опускаю голову между колен, пока приступ не пройдет. Я вижу, как мужчина уходит, бросив напоследок обеспокоенный взгляд в мою сторону, прежде чем толкнуть металлические ворота и исчезнуть. Я же пытаюсь переварить сказанное им.

Не было никакой войны. Я все еще не могу поверить, что мы жили так близко к этому городу, но ничего не знали. Как могли мой отец и другие взрослые так ошибаться?Но ведь не было способа узнать об этом, понимаю я. Они сами изолировали себя на тридцать лет.

Я отгоняю эти мысли прочь. Мне нужно найти мою общину. Даже если их похитили не бандиты, они забрали моих близких и убили наших животных. И мне по-прежнему нужно найти Уита. Я должна получить знак, что делать дальше.

Внезапно рядом появляется нужный мне человек. Кое-кто, чьи мысли не скованны реальностью. Чей разум свободен для доступа к коллективному бессознательному, содержащему в себе все прошлое, настоящее и будущее человечества.

Этот человек - пожилая женщина, закутанная в разномастное тряпье. Она пробирается через железные ворота, толкая впереди себя металлическую тележку, доверху нагруженную всяким хламом: старыми ботинками, пачками бумаги и алюминиевыми банками, нанизанными на веревочку и с грохотом волочащимися вслед за ней.

Она пересекает парк и, увидев меня, приближается. Бекетт и Неруда прилипли к ноге, но не рычат. Она останавливается у другого конца скамьи и медленно наклоняется, чтобы присесть. Ставя свою тележку около себя, ласково гладит ее, как будто в тележке ребенок, а не горы мусора. Затем, повернувшись, неопределенно смотрит в моем направлении. Лицо тускнеет. Мутнеет.

- Мужчины, они встроили видеокамеру в мой телевизор и следят за мной, - начинает она, как ни в чем не бывало. – Они поместиликамеру даже в мой душ.

Я игнорирую ее растрепанный внешний вид и параноидальную речь и вижу ее тем, чем она является. Подарком Йары.

- Я могу взять вашу руку? - спрашиваю я. Она колеблется, и вспышка подозрения мелькает на ее лице. Наклоняясь вперед, она удерживает свой взгляд на мне. Затем, разобравшись, на что она смотрит, она делает удовлетворенный кивок и снимает правую перчатку. Сняв рукавицы, я беру одной рукой ее скрюченную, потрескавшуюся руку, а другой держу опал.

-Спасибо, - говорю я, - это для того, чтобы связаться с Йарой. Я должна задать вам некоторые вопросы. Очень важные вопросы. Вы ответите на них для меня?