После любви

Несмотря на въевшийся в кожу загар, несмотря на заметно (но не кардинально) посветлевшие на южном солнце волосы, глаза, наоборот, стали намного темнее, а у краешков губ… у краешков губ появились морщинки, как долго я не рассматривала себя в зеркале?

Три года.

Столько же времени меня не волновала небритость ног, потому и станком я не разжилась.

Ха-ха, станок можно было бы одолжить и у толстяка – и это второе воспоминание о Доминике. Не хочу больше думать о нем! Не хочу!

…Станок и два лезвия к нему обнаруживаются в стеклянном павильончике напротив отеля – у Джумы, брата Фатимы, мелкооптового торговца. Ассортимент павильончика не поражает разнообразием: сигареты, брелки для ключей, магнитные нашлепки на холодильник (обычно это верблюды в фесках с надписью «Coca-Cola»), прокладки, зубная паста, просроченное бисквитное печенье, фисташки в пыльных пакетиках и огромное количество бутылок с питьевой водой, торговля водой идет особенно бойко.

У Джумы я покупаю прокладки.

А теперь добавился еще и станок с двумя лезвиями, я полна решимости явиться на свидание с Алексом во всеоружии.

Я все еще пребываю в заблуждении, что это – свидание.

– Хотите, отправимся куда-нибудь вечером?

– Хочу.

«Хочу» – ключевое слово, его можно трактовать как угодно, вот только время, когда наступит «хочу», Алекс не уточнил.

Заодно не мешало бы узнать, когда начнется и сам вечер в понимании Алекса. Шесть – слишком рано, если я постучу в его номер в шесть – он точно запишет меня в нимфоманки (плюс бритые ноги и кое-что еще). Семь выглядит предпочтительнее, в семь я сойду за скучающую интеллектуалку в поисках собеседника (плюс бритые ноги и кое-что еще), еще один добавленный час окружит меня легким ореолом любительницы приключений, а до девяти…

До девяти можно и не дожить.

И будут ли в девять мои ноги таким же гладкими, как сейчас?

Нужно было воспользоваться эпилятором, но эпиляторы в забегаловке Джумы не продаются.

Перебрав все возможные варианты, я останавливаюсь на половине восьмого: все еще интеллектуалка, но и любительница приключений тоже. Именно в полвосьмого я тихонько стучу в номер Алекса – чтобы получить в ответ надменную тишину.

Тук-тук. Я не верю своим ушам.

Тук-тук. Я не верю своим глазам.

Тук-тук-тук. Он обманул меня, поганец, сукин сын!

Никчемное шелковое платье сразу же начинает жать мне в плечах, никчемная шаль удавкой затягивается на шее, никчемная сумочка для коктейля веригами повисла на сгибе локтя. Я вот-вот свалюсь со шпилек, купленных в Гостином дворе четыре года назад, за это время шпильки успели выйти из моды и снова зайти в нее. С черного хода. К Алексу Гринблату с черного хода не подберешься.

– Алекс? – просительно блею я. – Алекс, вы там?

Глас вопиющего в пустыне.

– Если вы там и не открываете, то знайте – вы сукин сын. Поганец. Дерьмо.

Le merde, со смаком произношу я, следом за le merde выплывает l’amour, теперь они идут ноздря в ноздрю, быстрым аллюром, хвосты развеваются, гривы спутаны, кто бы мог подумать, что в моей душе эти кобылки выступают дуэтом! И одна уже неотличима от другой.

Я не влюблена.

Но мне очень хочется влюбиться.

Тем более теперь, когда я наконец-то побрила ноги. Не пропадать же добру! Первые несколько шагов на шпильках даются нелегко, но до лестницы я дохожу в сносном темпе: не быстрый аллюр, но уже кое-что.

…Алекса нет ни в холле, ни на ресепшене, и слава богу, что нет. Я пока еще нахожусь в часовом поясе интеллектуалок, отличающихся тем, что никогда не устраивают пошлых бабских сцен, а меня так и тянет закатить сцену. Или курнуть травы. Или напиться. Или совершить какую-нибудь вселенскую глупость, воспоминания о которой будут согревать меня в почтенном возрасте charmante petite vieille. Воспоминания – отличное топливо, только они никогда не заканчиваются, а если угли начинают тлеть – в загашнике всякий раз найдется парочка сухих поленьев с любовными отметинами, сколами от преданной дружбы и пустотами, забитыми сувенирной продукцией стран Карибского бассейна с полуистлевшей куклой вуду во главе, она так и не пригодилась. Парочка сухих поленьев – и дело сделано, огонь снова весело гудит в топке, единственная опасность, подстерегающая всех, кто греется у открытого огня воспоминаний, – можно угореть.

* * *

…«ЛА СКАЛА».

Конечно, я отправляюсь именно туда.

С почти истерическим желанием напиться. Или курнуть травы. Или совершить какую-нибудь вселенскую глупость. Смехотворное препятствие в виде формулы «для глупости нужны двое» нисколько меня не смущает. Второй обязательно найдется. Я убеждаюсь в этом, слегка приоткрыв дверцу в респектабельный вертеп: абсолютно пустынный днем, сейчас он полон народу, в основном – европейцами, в основном – мужчинками. Официанты не исключение, нерасторопную утреннюю Кондолизу сменили бойкие гибкие мальчики с порочными физиономиями жиголо, представить их совершающими утренний намаз весьма затруднительно.