После любви

Утомленная их неотвратимой, необратимой сменой, я едва не пропускаю кое-что интересное: нуда, у двери переминается с ноги на ногу мужчина лет пятидесяти, седоватый, хорошо постриженный, в костюме с галстуком и подобранным под цвет галстука платком. Краешек платка выглядывает из нагрудного кармана, и галстук и платок много светлее лица мужчины – смуглого, почти черного (впрочем, я могу быть не права, слишком интенсивен свет за спиной посетителя, слишком властно солнечные лучи вторгаются в окно). К тому же угол, под которым подается изображение, заметно искривлен, это – едва ли не вид сверху, так что разглядеть подробности не удается. Седой бобрик – черное лицо – мерцающие белки – светло-серый галстук – светло-серый платок, на том и остановимся. Кем бы ни был мужчина с пленки – он хорошо знаком Мерседес. Или тому человеку, который собирается открыть ему дверь. В ожидании, пока это случится, он улыбается и прижимает правую руку к груди.

Чтобы через несколько секунд исчезнуть с экрана монитора.

Есть. Вошел.

Теперь, вдохновленная галстуком и платком, я поступаю умнее – ставлю изображение на ускоренную перемотку.

Из нее нельзя понять, как долго мужчина находился в квартире, он вошел в нее солнечным полуднем и в полдень же покидает. Или это полдень следующего дня?..

Впрочем, все становится неважным в тот самый момент, когда я вижу на экране Алекса.

Алекса Гринблата, Спасителя мира.

Ну привет, милый!

Даже съемки с невыгодной точки его не портят, он все так же надменен и все так же дьявольски красив (пожалуй, дьявольское вышло на первый план и сейчас особенно заметно), сердце мое начинает бешено колотиться – я не забыла, я совсем не забыла Алекса!..

Не хватает еще расплакаться от бессильной ревности.

Почтенный хмырь в галстуке эффектно возникал на контражуре, Алекс – другое дело. Алекс мягко вползает в пространство кадра вместе с сумерками, я жажду видеть подробности, я мечтаю разглядеть в двуличных лапах Алекса хоть какой-то намек на предстоящий интим:

тигровые орхидеи;

бутылку «Chateau pape Clement»;

печенье с начинкой из марихуаны;

альпинистское снаряжение, адаптированное к садо-мазо утехам;

водолазное снаряжение, адаптированное к ролевым играм в стиле «спасатели Малибу»;

комплект наручников, вступивший в преступный сговор с пачкой презервативов.

Напрасный труд, сколько бы я ни вглядывалась, сколько бы ни останавливала пленку – я вижу лишь то, что вижу: ни-че-ro. Алекс пришел в гости с пустыми руками – маленькое, но утешение. И его дьявольская красота не несет в себе никакого чувственного подтекста – так хочется думать мне и так говорил Слободан:

они компаньоны.

С Мерседес, отнюдь не со мной. Со мной он просто переспал в заштатной гостинице на марокканском побережье и даже заплатил за это пятьсот евро.

– Ну привет, милый, – говорю я экранному Алексу. – Узнаешь меня?

Ни один волосок на голове Алекса не шелохнется.

– С трудом? Помнится, ты провел со мной ночь в гостинице. Точнее? В марокканской гостинице, куда ты приехал будто бы по делу. Письмо позвало в дорогу, ага. Еще точнее? Я – русская, и мое имя ты произносил без акцента. Наверное, долго тренировался… Не-ет, ты способный, так что много времени на тренировку не ушло. Припоминаешь, да? А после того, как ты уехал… Или вернее – бежал, со мной произошли крупные неприятности. Ты не в курсе? Жаль. Меня обвинили в убийстве. Обычное дело. Такое случается сплошь и рядом. С каждым вторым, с каждым первым… Не-ет, все-таки – с каждым вторым, а первые… Первые валяются где ни попадя с перерезанным бритвой горлом. Та еще картина. Такие картины случайно не интересуют твоих клиентов?.. Ни один мускул на лице Алекса не дрогнет.

– Все бы ничего, если бы не бритва. Зачем ты заставил меня взять ее, вытащить из шкафа? Нуда, нуда… чтобы наглядно продемонстрировать русской дуре одну из своих теорий. У тебя их целая куча, всяких теорий. И ты неплохо на них зарабатываешь. Или ты зарабатываешь другим способом? Давай-давай, расскажи. Не стесняйся!

Застывший Спаситель и не думает открывать рот.

– Молчишь?.. А знаешь, что я тебе посоветую, милый? Обрати внимание на одного своего сотрудника… или лучше сказать – подручного? Он дурак. Сербский дурак в пару русской дуре. Разве ты не знаешь, что связываться со славянами – последнее дело? Любой цивилизованный человек будет обходить славян стороной.

Я на секунду возобновляю движение пленки, и ракурс слегка меняется: теперь Алекс напряженно и даже с некоторой тревогой смотрит на дверь.