После любви

Марокканская полиция, занимающаяся делом Франсуа Пеллетье, думает совсем по-другому. Она уверена, что убийство совершила я, и мой побег лишь сделал эту уверенность железобетонной. Но доносить на себя другу покойного Фрэнки я не собираюсь. Не потому, что не-Шон тотчас же присоединится в своих подозрениях к следователю из Марокко, нет. Скорее, он примет мою сторону, как поступил бы любой незашоренный, обладающий известной рассудительностью и гибкостью ума человек. Впрочем, и обыкновенного здравого смысла было бы достаточно, чтобы понять: виновный в убийстве никогда бы не сунулся сюда и не стал бы искать связи Фрэнки и связь с Фрэнки, пусть даже и мертвым. И все равно – я ничего не скажу не-Шону, хотя он и обладает всеми вышеперечисленными качествами, – просто потому, что сам рассказ занял бы слишком много времени. И (по его окончании) я бы уже не была девушкой, которая работала с Франсуа на последнем задании; девушкой, которой можно доверять; девушкой, посвященной в тайну; девушкой, знающей секрет. Я бы снова стала той, кем была всегда, – мало кому интересной русской из Марокко, бесцельно проживающей скучную жизнь в ожидании такой же скучной смерти.

Собственная никчемность – вот чего бы хотелось избежать.

Мерседес – она во всем виновата! Быть такой, как она. Быть ею. Быть почти мифом, – эта болезнь заразна, этот вирус неистребим, он уже поразил весь мой организм, он добрался до самых дальних его уголков, он подчинил себе деление клеток и ток крови по венам; он и сейчас жмет на сердечный клапан, лениво догрызает глазные яблоки, дует в свирель позвоночника:

Мерседес, Мерседес, Мерседес.

Я не спрашиваю у не-Шона разрешения закурить (а что бы это изменило?), я просто закуриваю. И, сделав первую затяжку, округляю рот и выдыхаю дым. Смело, как учила меня полусумасшедшая Ширли. Кольцо идеальной формы, ну надо же!.. Настоящее произведение искусства.

Подумайте о том, что когда-либо поразило вас в самое сердце, – но я думала вовсе не о Ширли, и не о бармене из «Саппое Rose», и не о Фрэнки, и не о его марокканской миссии, и не об Алексе, и не о Том, чья нелюбовь когда-то заставила меня бежать куда глаза глядят, – я думала о Мерседес.

Мерседес.

Вот он, ответ. Мерседес поразила меня в самое сердце – такая же идеальная, как и кольцо, выпущенное в ее честь.

– …Что ж, он понимал, на что идет. – Не-Шон внимательно следит за кольцом, медленно растворяющимся под потолочными балками.

– Вы хорошо его знали?

– Достаточно, чтобы любить его и верить ему. Хотя я и никогда не знал его настоящей фамилии.

Мысль о том, что фамилия «Пеллетье» может не быть настоящей, никогда не приходила мне в голову, слава богу – хоть в имени мы с барменом сошлись.

– Я знала его как Франсуа Пеллетье. А что он говорил обо мне?

В комнате, несмотря на открытое окно, слишком мало воздуха, он пропитан дымом – сигарным, а теперь еще и сигаретным; наверное поэтому мысли мои путаются, я слишком попала под влияние Мерседес, я жажду новых откровений о ней, а следовательно, и о себе, ведь с некоторых пор я и есть Мерседес. Даже то, что Фрэнки мог не знать о существовании Мерседес, нисколько меня не смущает. Даже то, что Мерседес могла оказаться врагом Фрэнки, а следовательно – и его друга не-Шона, нисколько меня не смущает. Достаточно того, что Мерседес имела представление о «Саппое Rose» (спички, найденные мной в сумочке, – тому подтверждение), мысли мои путаются, медленно погружаясь в реку иной реальности.

– …Он боялся за вас много больше, чем за себя.

– Неужели?

– Говорил, что вы слишком горячи, слишком порывисты, слишком неопытны.

Эти характеристики были бы оскорбительны для Мерседес, я чувствую себя уязвленной и уже жалею, что вообще затеяла разговор о девушке, которая работала с Франсуа на последнем задании. Она не может быть Мерседес, между ними нет ничего общего.

– Я и сам так подумал, когда увидел вас в баре сегодня.

– Почему?

– Вы не слишком точно придерживались инструкции.

– Разве?

– Поначалу мне даже показалось, что вы совсем не тот человек, которого я жду…

Никаких новых откровений о Мерседес я не услышу. Напарник (наперсница) Фрэнки полностью зависела от него, была на подхвате и даже получила определенные инструкции на случай, если с боссом случится самое худшее.

К Мерседес это не относится, Мерседес сама была боссом и сама, если понадобится, могла бы сочинить инструкции. Ситуация дельфиньего фаната и его подручной зеркально повторяет мою ситуацию со Слободаном, прими я его предложение о работе вместе…

Иная реальность, вот черт, я возомнила о себе невесть что, упиваюсь своей новой ролью, вместо того чтобы прислушиваться к словам не-Шона и поддерживать разговор с ним.

– Смерть Франсуа. Она кого угодно выбьет из колеи.

– Да. – Бармен внимательно смотрит на меня. – Это верно.

– Но кажется, я все сделала правильно?

– Монета. Монета убедила меня окончательно. Хотя поначалу его идея с монетой показалась мне пижонской, да и вообще… я всегда думал, что Франсуа склонен к театральным жестам.

– Вовсе нет.