После любви

– Фатиме, наверное, тяжело, бедняжке. Сразу столько работы на нее навалилось.

– Она не жалуется. Когда ты вернешься…

– Вряд ли я вернусь, Доминик. Вряд ли это случится скоро.

Черт возьми! Я не собиралась обсуждать с впечатлительным толстяком свое положение, неожиданный визит с самого начала тяготил меня, что нового может сказать Доминик чем он может меня поддержать?

Доминик переживает. Страдает. Выглядит беспомощным. как младенец, только что оторванный от груди. Немудрено – многое, очень многое в отеле делалось под моим присмотром, старенький автобус тоже висел на моей шее, и поездки в аэропорт за туристами, и поездки на рынок за продуктами, и пожарная безопасность.

– Не говори так, Саш'a!..

– Мы оба это знаем.

Доминик знает даже больше, чем знаю я. Уж слишком похоронная у него физиономия. С такой физиономией провожают в последний путь любимую собаку породы золотистый ретривер. Или выслушивают от врача дежурное: «Вашей жене (теще, свояченице) осталось не больше двух недель, говорю вам это, как близкому родственнику. Все, что мы можем, – облегчить ее страдания обезболивающими средствами Но шансов никаких. Никаких».

– У меня нет шансов выбраться отсюда? – Я надеюсь на чудо. Надеюсь на то, что Доминик знает ответ, который бы меня устроил. Просто потому, что надеяться больше не на что. Никто не придет и не спасет меня, в самый ответственный момент бог из машины не появится.

– Еще ничего не известно, Саш'a. Недоразумение может разрешиться в любой момент. Я говорил, я объяснял… Я думал и сейчас думаю… что обвинение несправедливо.

«Недоразумение» – Доминик имеет в виду убийство. Есть еще один, не менее обтекаемый вариант: неприятности с Фрэнки. Лучше не озвучивать то, что может вызвать в памяти огромную лужу крови под черной рубашкой Франсуа Пеллетье.

– Спасибо, Доминик.

– Я верю, что ты невиновна.

– Спасибо, Доминик.

– Я сделаю все, чтобы это доказать.

– Спасибо, Доминик.

– Я… Я обязательно что-нибудь придумаю…

Придумки Доминика, ха-ха. Что может придумать трусливый жирдяй, даже сейчас нервно косящий на наблюдающего за нашим свиданием полицейского. Поджечь участок? Взорвать камеру? Вызволить меня силой?..

– Для начала пришей пуговицы на рубашке. Или попроси, чтобы Фатима пришила их.

– О чем ты? – Доминик растерянно хлопает ресницами, почему раньше я не замечала, что у него такие длинные ресницы?

Коровьи. Нет – воловьи.

– О чем? О твоей рубашке. Как там близнецы? Джамиль и Джамаль?

– Джамиль разбил нос, а Джамаль разбил локоть.

– А Наби?

– У Наби вскрылся фурункул на правой руке.

– Кто же теперь готовит?

– Это не мешает ему готовить. Я купил четыре новых доски для серфинга.

– Ты снова будешь рисовать?

– Не знаю… Подожду, пока ты вернешься. И мы вместе решим…

– Вряд ли это случится скоро. Я не слишком тебя подвела?

– Подвела? Почему ты должна была меня подвести?

– Ты давал приют женщине, незаконно находящейся на территории Королевства Марокко. Это могло обернуться для тебя неприятностями.

– Пустяки.

– Я сказала, что ты ничего не знал. Можешь сказать то же самое.

– Пустяки, Саш'a. Все в порядке. Не стоит переживать.

– Хорошо… Там, в шкафу, в жестяной коробке, мои фотографии. Пусть они побудут у тебя. И машинка. Portative. И сумка с вещами, их не так много. И…

Голос мой срывается. Пятнадцать минут – слишком маленький срок. Пятнадцать минут – ничто по сравнению с тремя годами, которые я провела рядом с Домиником. И за все три года я не нашла для него ни одного теплого – по-настоящему теплого – слова. А ведь я нежно привязана к Доминику. Так какого же черта?..

– Пять минут! – гортанный голос охранника неумолим. Для пущей убедительности он показывает растопыренную пятерню. – У вас осталось пять минут.

…так какого же черта?! Доминик – единственное, что у меня есть.

Жирдяй. Трусишка, на дух не переносящий исламских фундаменталистов, русской мафии, глобального потепления, поломок кондиционера, приливов, отливов, электромагнитных излучений от мобильников и микроволновок. Гипотетическая жертва лифта-убийцы и вора-карманника. Художник, которому не хватило смелости стать знаменитым. Владелец отеля, которому не хватило упорства прибавить к двум гостиничным звездам хотя бы еще одну. Романтик, лысеющий со лба. Потный, неуклюжий, вечно небритый, не внесенный в кроссворд Доминик -

единственное, что у меня есть.

В целом мире.

– Я не совершала убийства, Доминик.

– Я знаю.

– Ты веришь мне?

– Я верю.

– Меня просто подставили… Я не выживу здесь, Доминик.

– Я… Я вытащу тебя отсюда. Чего бы мне это ни стоило. Обещаю. Ты веришь мне?

– Я верю.

Скулы Доминика обостряются – или я просто перестала замечать складки кожи на щеках? И оторванные пуговицы на рубашке, и скрытый щетиной второй подбородок.

– Я очень люблю тебя, Саш'a. И я тебя не оставлю.

– Ты знаешь Ясина? Парня, который торгует рыбой на пристани, рядом с рыбным рынком?

– Нет.

– Черт…

– Я найду его. Не думаю, что это сложно. Что должен сделать я? Что должен сделать он?..