После любви

…Рюкзаки – большие, маленькие, для похода на блошиный рынок, для автостопа. Кожаные, замшевые, холщовые, сшитые из гобеленовой ткани. Я могу выбрать любую из сумок (среди них есть эксклюзивные дизайнерские модели, и модели без роду и племени – просто симпатичные) – но почему-то останавливаюсь на рюкзаках. Рюкзак подойдет моим демократичным джинсам, супердемократичной футболке и мечтательному свитеру с оленем Рудольфом, накинутому на плечи и узлом завязанному на груди.

Вот этот. Комбинированная кожа прекрасной выделки, мягкая и нежная, как щека Джамиля. Или Джамаля.

Расстегнув замок, я обнаруживаю в рюкзаке несколько пластинок жевательной резинки, мелочь (монеты по пятьдесят центов и по одному евро – всего около десяти: тариф на удивительные вещи и поступки, установленный Алексом), зубочистки и ушные палочки, использованный билет в кино, брелок без ключей в виде мексиканского сомбреро с римской цифрой «XX» в центре; обрывок записки «mardi38, 14.00, Le Sedillot», штраф за неправильную парковку.

У Мерседес есть машина, ничего удивительного, ведь ее водительские права у меня.

Если у мелкой сошки Слободана Вукотича такой роскошный «Рено», трудно даже представить, на каком авто раскатывает Мерседес! «Бентли», не иначе. «Роллс-Ройс» ручной сборки, с зубочистками и одиноким билетом в кино на двенадцатый ряд это не вяжется.

Мерседес – великая модница, великая путешественница, великая загадка.

То, что я испытываю к ней, пусть даже умершей, пусть даже ушедшей безвозвратно и прихватившей с собой несколько десятков простреленных голов, определяется коротким словом -

pelusa.

Детская зависть. Детская ревность. Откуда мне известно это слово – непонятно.

Рыскать по чужим сумкам – последнее дело. Но после того как я влезла в чужой дом, как я обшарила (пусть и поверхностно) потайную комнату и попыталась взломать чужой компьютер – уже ничто не покажется неприличным. Напротив, кожгалантерейный шмон безумно увлекает меня, я перебираю содержимое сумок едва ли не с упоением, к трофеям из рюкзака прибавились три тюбика с почти нетронутой помадой, кораллового, черного и нежно-перламутрового цветов, пудреница, духи «L'Interdit»39 (это выглядит почти предостережением), засохший цветок фиалки; еще с десяток штрафов за неправильную парковку, с десяток крохотных, величиной со спичечную коробку, упаковок гостиничного мыла – «PensioneNuova Medusa» (Римини), «Aster House» (Лондон), «Executive Inn» (Лиссабон), «AmbosMundos»(Baлеарские острова) и что-то там еще. Я втайне надеюсь обнаружить обмылок, прихваченный Мерседес из «Las Brisas» – напрасно.

Мерседес просто коллекционирует упаковки мыла из гостиниц, где когда-то побывала.

Хобби, достойное великой путешественницы.

Я нахожу еще несколько билетов в кино, билет в «Альберт Холл» на двадцать пятое декабря прошлого года (корешок на билете так и не был оторван), связку ключей с брелком, нетронутые спички из заведения «Cannoe Rose», две пустых пачки сигарет «Lucky Strike» и одну – только начатую. Sim-карты для мобильных телефонов, ручку «Монблан», огрызок карандаша, мумифицированный огрызок яблока, проспект Музея курьезов в Сан-Марино, проспект Национального музея мотоциклов в итальянском Римини (опять – Римини!), «выставка-обмен старинными мотоциклами и велосипедами каждое третье воскресенья месяца». На полях проспекта написано:

URBINO, Via delle Mura 28, «Bonconte»

И еще какие-то цифры. «Bonconte» может быть названием очередного отеля, а Урбино – городом. Точно, Урбино – город, в котором родился художник Рафаэль, так же, как Римини – город, в котором родился режиссер Феллини: эти знания свалились на меня еще в далеком стылом Питере, они абсолютно бесполезны в Эс-Суэйре. И в Марракеше, в Касабланке, в Рабате. Но все еще помогают мне считать себя цивилизованным человеком.

Впрочем, я не совсем уверена, что Феллини родился именно в Римини.

Начатой пачкой сигарет можно воспользоваться.

И ручка «Монблан» (очень недешевое удовольствие) пригодится. И духи «L'lnterdit», похоже, их никто еще не пускал в ход, флакон полон. Помаду я не возьму, пудреницу тоже, тонкие музейные проспекты для меня пустой звук, я никогда не любила мотоциклов. В отличие от ушных палочек.

Ушные палочки – вот чего мне не хватало для счастья.

Ключи.

То, что я посчитала брелком – на самом деле пульт от центрального замка и сигнализации, а значит, я имею дело с ключами от машины Мерседес. И Слободан говорил мне, что Мерседес всегда передвигается на машине. Знать бы еще, где она стоит!..

С лихорадочной страстью старьевщика я сортирую сумочные безделицы: ушные палочки в одну сторону, зубочистки – в другую. Жвачка в одну сторону, штрафы за парковку – в другую. Ключи в одну сторону, проспекты – в другую.

В одну. В другую.

В одну. В другую.