После любви

Вот так, ни больше, ни меньше, а ведь я до сих пор не имею никакого понятия о том, чем именно занимался Фрэнки. И трогательный намек на историю с матерью из Сплита мало что прояснил – но она, вне всяких сомнений, много человечнее, чем истории самого Фрэнки о сухих строительных смесях и металлических сейфах. И проигрывает лишь истории о нелюбви к запаху сырой рыбы.

– Книга, я полагаю, вам больше не нужна?

– Книга?

– О китах и дельфинах, – терпеливо поясняет бармен. – Это ведь его книга?

– Да.

Риск слишком велик, эта книга никогда не принадлежала Фрэнки, его книга – вещественное доказательство в деле, которым занимается сейчас марокканская полиция, и неизвестно, были ли в ней пометки, оставленные Франсуа Пеллетье, были ли в ней страницы, заложенные им. И неизвестно, знает ли об этих возможных пометках и закладках не-Шон. Но я не могу сказать бармену «нет».

Потому и говорю – «да».

– Я могу ее взять? На память? У меня не слишком много вещей, которые напоминали бы о Франсуа. Честно говоря, у меня их вообще нет.

– Я понимаю.

Теперь остается только достать книгу из рюкзака и вручить ее не-Шону. Что я и делаю, может быть, не так изящно, как хотелось бы. Ведь я – не Мерседес, это у нее все получилось бы без сучка и задоринки, у нее, да еще у Алекса Гринблата, ее компаньона. У Мерседес не дрогнула бы и прядь на виске, не пошевельнулась бы и ресница – мои же руки довольно ощутимо подрагивают. Книга выскальзывает из них самым предательским образом. Будь каморка не-Шона чуть побольше и не так заставлена вещами – китов и дельфинов ждало бы унизительное падение на пол. Но суженное, спертое пространство спасает их, а ребро конторки подхватывает под плавники. Теперь книга лежит обложкой к не-Шону, а блокнотный листок (о котором я и думать позабыла) скользит между страницами.

Подобно дельфину, выпрыгивающему из воды.

О записке не-Шон не сказал мне ни слова, к памяти о Франсуа она не относится. А значит, всецело принадлежит мне одной.

Я уже готова взять ее в руки, я и беру ее, и только теперь замечаю, что бармен смотрит совсем не на книгу, еще мгновение назад бывшую предметом его вожделений. Он смотрит на меня, готовую положить чертов блокнотный листок обратно к себе в рюкзак. И его ярко-синие глаза затягивает льдом. Лед некрепок, через секунду он может растаять, а может стать толще – все будет зависеть от меня.

Будь осторожна, Сашa!

Хороший совет. Сашa Вяземски, ответственной за кондиционеры и ресэпшен в мелкотравчатом отеле «Sous Le del de Paris», он бы нисколько не помог. Но той Сашa больше нет, есть другая – с вирусом Мерседес в крови. И этот вирус делает меня совершенно особенной, раз за разом оттачивая интуицию, вооружая логикой, до сих пор доступной лишь вожакам птичьих стай, пчелиным маткам и Спасителям мира. Я вижу то, чего никогда не видела раньше: таким зрением обладают лишь кошки, стрекозы и летучие мыши, реагирующие на ультразвук. При желании я могла бы просканировать содержимое медного сундука не-Шона и внутренности его антикварного бюро и сосчитать количество пружин в его диване. При желании я могла бы составить анатомический атлас самого бармена и придать товарный вид обрывкам мыслей в его голове и в голове любого другого человека, кроме разве что Мерседес.

Верховной богини.

Она отлучилась, и мне пришлось заменить ее, отличный повод, чтобы попробовать собственные силы, которых хоть отбавляй, – да-да, я всесильна!..

Вот оно, открытие последних секунд: я всесильна, лед в глазах не-Шона больше не страшит меня, как не страшат ловушки, которые он готовит. Я справлюсь и с не-Шоном, и со льдом в его глазах, но хотелось бы сделать это как можно элегантнее, что мешает нам начать игру? давай отбросим все и начнем.

Я чувствую легкое покалывание в пальцах, раньше оно предшествовало желанию без остатка раствориться в мужчине – теперь я собираюсь сделать нечто совсем противоположное: вступить с ним в схватку. И одержать победу. Обрывки мыслей в голове не-Шона не так сложно связать в узлы: достаточно вспомнить, что он говорил мне о Франсуа. И не только о нем.

С ним случилось несчастье, ведь так? Случилось самое худшее. Иначе вас не было бы здесь.

Дайте-ка сюда вашу монету. Почему вы не показали ее сразу?

Вы не слишком точно придерживались инструкции. Поначалу мне даже показалось, что вы совсем не тот человек, которого я жду…

Монета. Монета убедила меня окончательно.

Вы повели себя странно.