После майдана 2005-2006

Можно считать установленным фактом, что Геращенко внутренне не признал распада Советского Союза и, оказавшись во главе банковского дела России, действовал с расчетом на скорое восстановление прежней страны. Это причинило немалый ущерб и России, и всем странам СНГ, а с другой стороны - существенно способствовало криминализации постсоветской хозяйственной жизни. И что характерно: сегодня коммунист Геращенко - «председатель совета директоров гонимой компании «ЮКОС», как сказано в газете. В его высказываниях немало такого, с чем трудно не согласиться. На мой взгляд, близка к истине его оценка потрясений 1998 года: «Дефолт грянул, когда премьер-министром был киндерсюрприз… Кризис был спровоцирован глупостью. Можно было девальвировать рубль еще весной 98-го года. И вообще отказываться от того валютного коридора и не допускать на свой рынок иностранцев для покупки ГКО…»

Это то, что делалось и у нас. Но как можно согласиться с его главным выводом: «Нас не могли одолеть в советское время, а сейчас… Одолеть не могли, потому что за каждым хозяйственником была советская власть, над советской властью был райком, над райкомом - КГБ. Потом пришла демократия…»?

Он со знанием дела говорит, какие экономические реформы могли бы предотвратить развал советской экономики при Горбачеве и в последующее время, но, по-моему, напрасно игнорирует тот факт, что эти меры, во-первых, некому было разрабатывать, принимать и осуществлять, а во-вторых (или во-первых!), невозможно было обеспечить должный порядок и дисциплину в стране в условиях горбачевской либерализации. Горбачев попытался либерализовать систему, которую нельзя было либерализовать. Она могла держаться только на принуждении. Отказались от принуждения - и все посыпалось. А продолжать принуждение было невозможно: верхи уже не могли, а низы не хотели.

Геращенко не зря много лет провел за границей. Там он незаметно для себя оторвался от советской действительности. Он говорит, например, что «над райкомом был КГБ». После смерти Сталина (1953) покойника обвинили прежде всего в том, что он поставил КГБ над партией, и вернули «ленинскую норму»: КГБ был жестко подчинен партии, а точнее, партийному аппарату. Органам КГБ было запрещено собирать даже агентурную информацию о высокопоставленных партийных работниках, не говоря уже о возбуждении дел. Этот запрет соблюдался неукоснительно до самого конца и партии, и КГБ.

Может быть, ошибаюсь, но, насколько мне известно, последние два года делом об убийстве Гетьмана и всеми сопутствующими обстоятельствами украинские правоохранительные органы, по существу, не занимаются. Как-то незаметно оно отодвинуто куда-то на дальнюю периферию и в общественном сознании. Не слышно, например, о серьезных журналистских расследованиях. Это все очень странно. Человек-то был известный, народный депутат, председатель Национального банка. Одни названия этого учреждения и этой должности говорят сами за себя. Но, кажется, не тем, кто должен заниматься одним из резонансных убийств в Украине.

8 апреля

Мы живем в эпоху глобализации. Европа становится все более единым многонациональным образованием. Для европейской страны не быть участником европейских структур, пусть не сразу полноправным, абсолютно невозможно. Не раз пытался завести об этом разговор с Александром Лукашенко: «Ну что ты, в самом деле, себе думаешь? Сколько ты еще протянешь в гордом одиночестве?» Вижу, что он меня понимает. Может быть, ему и хочется как-то изменить свое положение, но это желание быстро проходит, и он продолжает свою привычную политику, в привычной обстановке, с привычными людьми, с привычной демагогией. Нельзя, конечно, сказать, что для меня Европа - это НАТО, а НАТО - это Европа. Но отношение к НАТО у меня весьма и весьма почтительное. Сильных можно не любить, но уважать приходится. Я даже не могу сказать, когда оно окончательно сформировалось. Рубеж, оставляющий советскую настороженность позади, я преодолел, можно сказать, незаметно для самого себя. Сейчас НАТО в моем сознании - это естественная положительная данность. Структура уникальная. В течение 50 лет своего существования она ни разу не применила силу - и, однако же, никому не позволила усомниться, что, если потребуется, «вдарит» так, что мало не покажется. «Рейтинги» ее в этом смысле высочайшие. Это образец эффективной системы сдерживания и почти автоматической стабилизации. Система Варшавского договора не была реальным противовесом НАТО, потому что в Кремле отлично понимали, что Запад не будет агрессором. Варшавский договор больше служил «внутрилагерным» целям, и цели эти, в общем, не скрывались: строить социализм под руководством Москвы. Это было средство внутреннего устрашения. Так что Варшавский договор и НАТО - «две большие разницы», что и подтвердилось разными их судьбами. Варшавский договор распался, как будто его и не было, а НАТО продолжает существовать, и пусть с некоторым скрипом, но меняется, приспосабливается к новым вызовам времени.