После маскарада

Грених почему-то запомнил ее именно Коломбиной в пестрой с ромбами пачке и с полумаской на лице, танцующей нарочито пружинно, как марионетка. Возможно, потому что такой он ее впервые близко увидел после балета в гримерке, куда попал совершенно случайно, приглашенный каким-то общим знакомым. Эта полумаска и большой ярко-пунцовый улыбающийся рот совершенно его очаровали. Ее лицо нельзя было назвать красивым: нос будто припухший, непропорционально большие черные, пристальные и круглые, как у мыши, глаза, угольно-черные брови и чуть выдающаяся верхняя губа делали ее похожей на портреты тех художников, которые почитали рисовать чем страннее, тем лучше. Но он влюбился в ее загадочную улыбку… и в длинные черные волосы – густой шелк, ниспадавший чуть ли не до самых колен. Она тогда сидела на пуфе, поджав стопы в пуантах под себя, и расплетала тугой пучок на голове, пачка в ромбах едва прикрывала ноги.

Крах их коротких отношений начался с очередной фазы упадка маниакально-депрессивного психоза у Макса, которая разыгралась к концу учебного года. Был конец мая, прямо как сейчас, все цвело, в воздухе стоял аромат приближающегося лета, пахло сиренью, цветущими яблонями, каникулами и свободой… Повезло, что институт к июню несколько опустел, немногие студенты стали свидетелями, как младший преподаватель невропатологии срывал со стен плакаты с анатомическими рисунками, швырял в окна книги и сам едва не бросился за подоконник.

Пока Константин Федорович заканчивал свою исследовательскую работу, Рита стала трепетной сиделкой его брата, ходила за ним по пятам, выслушивала бред о буддизме, йоге, гипнозе и операциях на мозге, которые Макс собирался проводить на заключенных, да только все никак не мог получить соответствующее разрешение. А потом они оба внезапно бежали в Москву. Исчезли, ничего не объяснив. Только дома он узнал, что Макс и Рита тайно венчались.

Так Константин Федорович прохлопал свое счастье. Молча проглотил обиду, доучился в университете, кончил курс, принял должность ординатора в том же отделении, где работал его брат, и молча же с ним трудился над общим делом, никогда не поминая случая с похищенной невестой. Он очень умело скрывал свои чувства, даже женился потом, хотя и без особой любви, в надежде покончить с тихими мучениями, и чтобы наконец удовлетворить желание отца, который страдал в отсутствие внуков. Майка стала его долгожданной радостью.

Однако жизнь жестоко обошлась с обоими предателями. Ее выгнали из Мариинского, он оказался заточенным в Преображенской психлечебнице. Она бросила балет, стала дамой полусвета, он – пациентом палаты отделения буйных.

Грених продолжил работать ординатором в больнице, куда положили брата, и трудился там до тех пор, пока Макс не обвел его вокруг пальца, предложив гипнотерапевтический метод в качестве лечения. Он сбежал во время очередного сеанса. Той штуке с часами, которую Константин Федорович провернул, чтобы избавить недавнего свидетеля убийства от заикания, он научился у брата. Впрочем, часы тоже были Макса. Он оставил их на стуле и исчез. Это стало последней каплей, Константин Федорович дотерпел до объявления войны и тут же подал заявку в 25-й корпус…

Грених вздрогнул от оглушительного сигнала клаксона, увидев позади себя огромный грузовик. Водитель наполовину высунулся из окошка и отчаянно кричал, чтобы зевака пододвинулся и не мешал сделать разгрузку у здания Винсиндиката. Сколько он так простоял, провалившись в воспоминания?

Ее нужно было поймать. Она не одна приехала. Она с ним. Шкловский упомянул очаровательную попутчицу гипнотизера. На третий день Грених будет расторопней, пробьется сквозь толпу, непременно подоспеет к моменту, когда артисты начнут собирать цирковой реквизит, и опередит их.

Но едва ли не перед самым его носом Рита скользнула за штору, поспешно подхватив одну из болонок. Путь профессору преградила африканка и стала очень живо, с недовольным лицом стрекотать на диалекте, кажется, из рода банту. Грених оторопел и послушно отошел, позволив циркачам снова оставить его ни с чем.

Да что же это, в конце концов, такое!

На четвертый день фургончик на Арбатскую площадь не приехал. Зато на пятый Рита остановилась на Тверском бульваре у памятника Тимирязеву и собрала публику там. Опять Грених увидел ее случайно: повезло сесть на автобус, который проезжал мимо. Но остановиться на сей раз он не мог – ехал на собственную лекцию в институт Сербского. Оставалось лишь проводить беглецов сожалеющим взглядом. Рита танцевала с обручами, отбивая голыми пятками мостовую, а вокруг резвились ее болонки.