Чего я не говорила сыну — так это то, что я вижу его отца каждый раз, когда смотрю на него, Ли, слышу его отца каждый раз, когда он, Ли, что-то говорит, и чувствую запах его отца, когда он, Ли, находится рядом со мной. Сын ведь часто очень похож на своего отца. Но меня от этого озноб пробирает аж до костей.
В такое трудное время я стараюсь концентрироваться на приятных воспоминаниях. Как, например, день свадьбы Джесс. Мы оба плакали, когда я вел ее по проходу в церкви. Я не думаю, что я когда-либо раньше видел ее настолько красивой. Она сделала меня самым счастливым отцом на свете.
На фотографии, которую я сейчас рассматриваю, запечатлены мы с Ли в день нашей свадьбы. Я знаю, что фотошоп может творить чудеса, но не такие. Нельзя ведь обрабатывать то, чего еще нет. Это ведь не ретуширование существующего изображения с помощью аэрографа — это создание того, чего вообще-то не происходило. На мне — обтягивающий корсаж с кружевами, длинное платье, оставляющее плечи открытыми, накидка с короткими рукавами и широкий пояс вокруг талии. Волосы собраны в высокую прическу, вдоль лица свисают две длинные пряди — такой стиль я никогда раньше не использовала. На голове у меня — диадема. Диадема, черт возьми! А еще на мне колье из жемчуга и непривычный макияж. Я понятия не имею, как сделать свою внешность вот такой, но это, несомненно, я, и рядом со мной на фотографии стоит, несомненно, Ли. Он одет в дорогой по виду костюм и пурпурный галстук, а в остальном он точно такой же, каким я видела его в среду. И он улыбается в объектив фотоаппарата. Улыбается, надо сказать, очень широко. Я тоже улыбаюсь, но, в отличие от Ли, улыбка у меня не лучезарная. Она робкая и неуверенная. Должно быть, я нервничаю. Событие это ведь очень важное. Я не думала, что когда-нибудь выйду замуж. Я не отношу себя к тем, кто стремится связать себя брачными узами. В нынешние времена ведь выходить замуж совсем не обязательно, разве не так? Можно просто жить с каким-нибудь мужчиной вместе. Но, похоже, я выйду замуж за Ли. Я таращусь на фотографическое доказательство этого. Доказательство, которое невозможно опровергнуть. Потому что это не просто наши лица, наложенные на фотографию каких-то там жениха и невесты, — это и мои плечи, и мои руки, и мой палец, на котором я вижу кольцо.
Я делаю вдох, который возвращает меня в настоящее, и вдруг понимаю, что довольно долго сидела, затаив дыхание. Меня охватывает озноб, все тело пробивает дрожь. Я смотрю сейчас на будущее, в котором мы с Ли женимся в какой-то момент времени в ближайшие восемнадцать месяцев. На фотографии нет даты, но ее, похоже, сделали летом: листья на деревьях и кустах зеленые, а на заднем плане видны — хотя и расплывчато — какие-то цветы. Выходит, я недолго пробыла замужем, перед тем как умерла. Ну не смешно ли это? Я ведь, получается, обзавожусь мужем, а потом откидываю коньки.
Какая-то малюсенькая частичка меня — та, что никогда не перестает быть тринадцатилетним подростком, — радуется и ликует по поводу того, что я выйду замуж за такого парня, как Ли. Но мне удается подавить ее, потому что данное событие не имеет никакого значения: мой отец разместил в «Фейсбуке» эту фотографию, чтобы она напоминала ему обо мне уже после моей смерти. Вот такая вот ситуация.
Хотя нет, это все ерунда, потому что «Фейсбук» утверждает, что публикации из будущего — это нечто невозможное. И сейчас я вижу это потому, что хочу это видеть. Мне, наверное, в глубине души очень хочется, чтобы Ли на мне женился. Что касается всего остального, то нечто похожее в моей жизни уже происходило, разве нет? Я теряю разум. Я становлюсь одержимой человеческими смертями, и если не буду осторожной, то все испорчу.
Я падаю на постель и молча плачу в подушку. Я не вернусь к тому, что тогда со мной было. Когда меня выписывали из больницы, я попыталась заставить папу пообещать мне, что он не позволит мне вернуться туда, но он покачал головой. Он не мог дать такое обещание. Он знал, что если однажды я начала вести себя психически неадекватно, то это может произойти снова. И это та правда, которая с тех пор висит над нами. Психическое здоровье — это континуум. Я помню, как это объясняли нам обоим, когда меня наконец перестали пичкать лекарствами. Не существует такого понятия, как «лучше», как «исцелилась». Мы находимся в одной точке на некоей линии в любой данный момент времени. А несколько месяцев спустя мы можем оказаться в другой точке — к лучшему или к худшему. В этом вся правда. Безумие всегда таится внутри меня. Вопрос заключается лишь в том, позволю ли я ему в той или иной степени завладеть мною.