Телохранитель не ответил. Был занят, распахивал переднюю дверцу перед хозяином. Тот, усевшись, оглянулся с улыбкой и, безбоязненно протянув широкую ладонь, с грубоватой лаской потрепал ощерившегося Ратмира по загривку.
— Хор-роший пес, хор-роший… Так его, падлу старую… Ишь! Гранату ему…
И Ратмир чуть не описался от счастья — как щенок.
Убедившись, что зверь настроен теперь вполне миролюбиво, молодой человек, вопреки недавнему зароку, расположился рядом с ним на заднем сиденье — даже рискнул осторожно почесать за ухом. Ратмир ему это позволил, но особой радости не выказал. Не принадлежа к так называемым собакам волчьих пород, он тем не менее свято чтил иерархию, ставя выше себя лишь хозяина — вожака стаи. Ко всем прочим в лучшем случае относился как к ровне, а кое-кого (старушку уборщицу, например) просто третировал.
— Совсем народ одичал, — молвил со вздохом молодой. — На собак бросается…
Автомобиль катил по бетонной набережной Сусла-реки мимо недостроенной высотной гостиницы — в данный момент тихой, но вообще имевшей обыкновение при малейшем ветерке устрашающе грохотать листовым железом.
— Ну а как ты хочешь? — не оборачиваясь, задумчиво откликнулся хозяин. — На владельцев-то бросаться боязно… А собака — тварь безответная. Она ведь по нашим временам — как ни крути, а признак социального статуса. Предмет роскоши… — Он все-таки слегка наклонил торс влево и одарил Ратмира благосклонным взглядом через плечо. — Знаешь, в какую копеечку мне этот красавец влетает?
— Да уж, — деревянно поддакнул молодой, на всякий случай отодвинувшись подальше от мигом навострившего уши пса. Умная бестия этот Ратмир. Все понимает — с полуслова. — Собака — удовольствие дорогое…
За горизонтом ухнуло особенно гулко. По слюдяной глади Сусла-реки клином пробежала серо-синяя рябь. Сзади отозвалась, грохнула железом недостроенная гостиница, чуткая, как камертон.
— А куда податься? — Хозяин всхохотнул не без сарказма. — Ради престижа, Гарик, на все пойдешь… — Он снова простер длань и потрепал пса за брылья. — Ну, ничего, Ратмир, ничего… Кончились черные деньки. Последний раз ты у столба на привязи сидел. Скоро вас, сукиных детей, даже в Капитолий пускать будут. Уже законопроект подготовили…
— Как? — поразился молодой.
— А вот так! Иначе ущемление в правах получается…
— Чьих? Хозяин запнулся.
— Н-ну… наших… Да и его тоже… — кивнул он на своего четвероногого друга.
Сотрудники фирмы давно приметили одну странную черту в характере пса: стоило освободить Ратмира от намордника, как он напрочь терял агрессивность. Впрочем, недоумение сотрудников свидетельствовало лишь об их дремучем невежестве в области науки этологии. Попадись им брошюрка на данную тему, они бы, темные люди, с удивлением открыли, что поведение животных сплошь и рядом, связано с понятием барьера безопасности.
Да и поведение людей тоже. Бывает, рвется мужик в драку — еле вчетвером удержишь. Пена у рта, смотреть страшно. «Пусти! — кричит. — Убью!» А вот взять из любопытства да и отпустить. Думаете, убьет? Даже мордобоя не учинит.
За барьером-то мы все храбрые…
С вываленным от счастья языком и болтающимся на груди намордником спущенный с поводка Ратмир крупными прыжками промчался на второй этаж, огласив лестницу шумной и частой собачьей одышкой. Ворвавшись в приемную, неистово завилял задом и, подпрыгнув, попытался лобызнуть секретаршу Лялю прямо в свеженакрашенные губы.
— Фу, Ратмир! — закричала она, смеясь, и шлепнула его по выпуклому лбу сложенной газеткой, которую пес немедля пробил клыками и поволок на себя.
— Не смей! — завопила Ляля. — Порвешь! Там про тебя статья, дуралей! С двумя фотками!
Полиграфическое изделие все же пришлось выпустить из рук, иначе бы оно просто разошлось на лоскуты. К счастью, Ратмир не стал терзать газету; мотнув брылами, отшвырнул трофей и снова заскакал вокруг своей любимицы секретарши.
В приемную вошел хозяин. Усмехнулся.
— Разыгрались… — проворчал он, направляясь к дверям своего кабинета. — Ну-ка прекращайте эту зоофилию! Между прочим, уже две минуты как обеденный перерыв…
Зардевшаяся Ляля подобрала с пола газету. Ратмир вскинул лобастую голову и горделивой поступью прошествовал в коридор. Толкнул носом дверь раздевалки и, войдя внутрь, с болезненным наслаждением поднялся с четверенек. Будя! Отработал! Хрустнув суставами, выпрямился во весь рост, расстегнул ошейник и, избавившись от пыльных налапников, переступил в пластиковые банные шлепанцы.
Нахмурился, озабоченно взялся за поясницу. Нет, терпимо, А может, к дождю…
— Тьфу! Бесстыдник! — послышался из коридора мерзкий голос уборщицы — и Ратмир, спохватившись, прикрыл дверь. Ну вот! Теперь побежит ябедничать, язва старая: дескать, домогался, мужские достоинства демонстрировал… А впрочем — пес с ней! Соврем, что был еще в ошейнике. И пусть докажет, что не был!