После нас - хоть потом

Ляля опешила и хотела уже прикрыть дверь, когда на помощь ей пришел Гарик.

— Нет, ну вывести-то надо, — резонно заметил он. — А иначе он где-нибудь здесь наделает…

— И еще парикмахерская, — рискнула напомнить Ляля.

Последнее слово поразило Рогдая Сергеевича подобно ракетно-бомбовому удару. Остолбенел. Глаза обезумели.

— Забыли!.. — хрипло выдохнул он. — Парикмахерская!.. — Сорвался с места, хлопнул себя по карманам, остановился. — Лёва! Выдай ей на парикмахерскую! Ляля! Бери машину, бери Серого — и дуйте туда прямо сейчас! А уж по дороге там где-нибудь… Только с демонстрантами, ради бога, не связывайтесь! — душераздирающе попросил он.

До салона «Сысой Псоич», где квалифицированные мастера делали обычно Ратмиру и прочей собачьей элите стрижку с окрасом, проще было дойти, чем доехать. Поэтому украшенному шрамами шоферу пришлось долго кружить дворами, пока они выбрались наконец в Сеченовский переулок, прямиком выводящий к цели.

Стоило это сделать, как Ратмир забеспокоился, залаял и начал бросаться на дверцу, чего с ним отродясь не бывало.

Ляля встревожилась.

— Останови! — сказала она. — Что-то не так…

— Здесь? — с сомнением переспросил Серый, но все же притер машину к бровке — как раз напротив исторической бреши в ограде городского парка.

— Все равно же выгуливать, — неуверенно проговорила секретарша, естественно, понятия не имея, что это за место и чем оно знаменито. — Людей вроде нет…

Цепким профессиональным взглядом Серый смерил переулок в обе стороны. Действительно, людей не наблюдалось.

— Хорошо, — решил он. — Только я тоже с вами выйду.

Движением человека, прихваченного сердечным приступом, он сунул правую руку за борт кожаной куртки и, что-то там поправив, покинул машину первым.

Оказавшись на тротуаре, пес рванулся и, вывалив язык, неудержимо повлек Лялю через дыру в ограде, через пепелище — к кустам, располагавшимся справа от руин парковой скамьи.

— Ратмир! — испуганно вскрикивала готовая уже бросить поводок Ляля. — Ну куда тебя несет? Ратмир!..

Надо полагать, Ратмир бы и сам испугался, осознай он вдруг, куда его несет. Но так вышло, что, опрометчиво разогнав по темным уголкам собачьего сознания всё людское, бронзовый медалист напрочь забыл и о неком своем сомнительном поступке, совершенном здесь недавно в человеческом качестве.

— Ратмир!..

Не слушая, пес нырнул в кусты на всю длину ремешка. Слышно было, как он там фыркает, возится и, кажется, что-то выкапывает. Затем появился снова, обескураженный, с наморщенным лбом, — и жалобно заскулил.

— Что там, Ратмир? — спросил Серый. — Покажи: что там?

Вслед за псом они с Лялей влезли в кусты и обнаружили неглубокую ямку, в которой, очевидно, что-то когда-то лежало — скорее всего косточка. Напрашивалась мысль, что перед ними ограбленный тайник самого Ратмира. Смятенный и подавленный, бедняга то порывался копать дальше, то вскидывал морду, сведенную такой недоуменной, страдальческой гримасой, что, будь Ляля и Серый в достаточной мере начитаны, им непременно бы вспомнились пронзительные строки философа Владимира Соловьева: «Никогда не увидишь на лице человеческом того выражения глубокой безвыходной тоски, которая иногда безо всякого видимого повода глядит на нас через какую-нибудь зоологическую физиономию».

Осторожный Рогдай Сергеевич упросил Ратмира не ходить сегодня в «Собачью радость», поэтому обед на четверых доставили из ресторана прямо в кабинет. Трапеза, однако, получилась невеселая. Есть не хотелось, пить не следовало.

— Вроде неплохо обкорнали… — тревожно молвил директор, глядя на короткую стрижку Ратмира, действительно напоминавшую теперь холеную собачью шерсть палевых тонов.

— Сойдет… — равнодушно отозвался тот.

— Что-то ты мрачный какой-то…

— Сосредоточенный… — улыбчиво поправил Лев Львович.

Но Ратмир был именно мрачен. Яростная радость, с которой он сегодня утром ушел в работу, подвела его самым неожиданным образом: четвероногий Ратмир, забывшись, сорвался с внутреннего поводка и своим нечаянным поступком глубоко оскорбил Ратмира двуногого. По сути, обвинил в воровстве… сукин сын!

В воровстве — у кого? У Льва Львовича? У этого иуды?.. Ну вот он, бледный, одутловатый, как из теста вылепленный, сидит напротив, заискивающе округляя щечки, — и всё ему как с гуся вода! Должен он хоть как-то расплатиться за свои проделки?.. А у меня, между прочим, жена пьющая! Кодировать давно пора! И дочка в клуб первоначальной натаски тоже, между прочим, не бесплатно ходит!.. Да есть на свете справедливость, в конце-то концов, или вовсе нет?.. При чем здесь воровство, кобель ты драный? Будет он тут еще укор совести изображать!..

«Воли я тебе дал много, вот что, — стискивая зубы, мыслил Ратмир. — В парфорс тебя и на короткий поводок! Прав, прав был Тамерлан. Служба службой, а думать надо… Да и Рогдай… когда оставаться человеком советовал…»

Тем временем вокруг призера приглушенными, как у постели больного, голосами велась беседа, к которой он не прислушивался.

— Отстань! — увещевал Гарик. — Вспомни, какой он перед боем с Джерри был. Тоже букой сидел. А выбежал на ринг — откуда что взялось!