После нас - хоть потом

— Где гулял, говоришь? — рассеянно переспросил он, сосредоточив внимание на кромке лезвия. — Далеко. Отсюда не видать… Ну, что не видать, полбеды, — сварливо прибавил он, — а вот что туда шнура не хватает…

В виду имелся энергетический «шнур», соединяющий тонкое тело с физическим, но Глеба сейчас больше занимало его собственное приключение.

— Хорошо ещё финка под руку подвернулась… — обиженно бросил он.

— Это ты правильно, — машинально одобрил Ефрем, продолжая изучать лезвие. — Ножа духи опасаются. Ножа, сабли, заточки… Да и живые души тоже. Покажут иному бритву в переулке — из него и душа вон… с перепугу…

— Душа — ладно! — сердито сказал Глеб. — А этот-то чего испугался? Материального тела нет: порежешь — тут же срастётся…

— Срастётся, — кивнул Ефрем, опуская скальпель. — Только всё равно ведь больно, когда режут… И когда протыкают — не слаще… — Оборвал фразу, озадаченно крутнул головой. — Давай-ка оденемся да поговорим, — скорее приказал, нежели предложил он. — Дело серьёзное…

Глеб тихонько ругнулся, подплыл к своему спящему без задних ног молодому организму, но, видимо, сказалась общая взбудораженность — «нырком» войти в тело не удалось. Раздосадованный, он применил тогда методику «влезания в рукава» — и тоже тщетно. Наконец невидимые руки наставника взяли его сзади за поясницу и довольно бесцеремонно подправили коленом.

Когда Портнягин, напялив на хорошо развитую физическую оболочку тренировочные брюки и тенниску, появился в комнатёнке учителя, тот уже варил кофе на лабораторной спиртовке, употреблявшейся обычно для приготовления небольших доз выворотного зелья.

— А чего пустой? — спросил он. — Бутылку неси.

— Ты ж в завязке, — напомнил Глеб.

— Я-то в завязке, — равнодушно откликнулся наставник, колдуя над джезвой. Измождённое морщинистое лицо его выглядело сумрачней обычного. Подобно многим достигшим преклонных лет, Ефрем Нехорошев являл собою разительный контраст с собственным астральным телом. — А вот тебе сейчас надо бы стакашку принять…

— За слабонервного держишь?

— Нервы тут ни при чём, — назидательно изрёк старый колдун, снимая с огня готовый убежать кофе и бросая в него пару крохотных заговорённых кристалликов, отчего возбухшая шапкой коричневая пена съёжилась и спешно уползла обратно, в горловину джезвы. — А мозги оглушить не вредно…

Хода его мысли Портнягин не уловил.

Подсели к столу. Глеб ждал, что старый колдун примется выспрашивать о ночной драке, но тот молчал и лишь как-то странно поглядывал на питомца. За окном под единственным во дворе исправным фонарём подобно рождественскому снегу кружились мохнатые мотыльки да пара неприкаянных душ с соседнего кладбища.

— Ну и чего он на меня прыгнул? — не выдержал наконец ученик чародея. — Со скальпелем, главное…

— А ты побольше умничай, — невпопад, как показалось Глебу, ответил учитель, поднося выщербленный край чашки к сероватым сухим губам и по-прежнему не сводя заинтригованно прищуренных глаз с воспитанника. Как и все колдуны, Ефрем Нехорошев в разговоре любил заезжать околицей, ответ из него приходилось вытаскивать клещами, поэтому Портнягин счёл за лучшее промолчать.

Решение оказалось правильным. Произведя пару осторожных глотков, кудесник отставил чашку.

— А не помнишь, — промолвил он без видимой связи с чем бы то ни было, — на сколько процентов человек свои мозги грузит?

— Н-ну… одни говорят, на полпроцента, другие — на пятнадцать… По-разному говорят.

— А дети — на сколько?

Про детей Глеб не знал ничего.

— А дети все гениальны, — объявил колдун. — До пяти, до шести лет гениальны, а в школу пойдут — тупеют… Почему так?

— Ты ещё спроси, почему в армии тупеют! — буркнул Глеб.

Кудесник воззрился вновь.

— Ишь ты! — сказал он. — Верно подметил… Так вот послушай, Глебушка: годам к пяти прилетает к человеку мелкая потусторонняя погань — и чик его скальпелем по мозгам! В астрале, конечно, не здесь… И всю гениальность — как корова языком слизнула!

— Скальпелем? — встрепенулся Глеб. — Так это я…

— С ней, с ней, — покивал Ефрем. — С этой самой поганью…

— А не поздновато она спохватилась? — съязвил Портнягин.

— Может, и поздновато… «Розу мира» читал?

— Читал.

— Демона великодержавной государственности помнишь?

— М-м… Да. Помню.

— Ну так вот это мелкая его разновидность…

— Мелкая… — Глеб поиграл желваками. — Опустить бы его, мелкого… чисто духовно…

Колдун крякнул, насупился.

— Ты горячку-то не пори, — сурово одёрнул он. — Привык там у себя на зоне! Он же не совсем нас идиотами делает. Так, слегка, чтобы жить было можно…

— Лохами, что ли?

— Слышь! — осерчал колдун. — Да коли на то пошло, одни только лохи и задумываются. Остальные — прикидывают.

Портнягин прикинул. В чём-то наставник был прав. Взять хотя бы роденовского «Мыслителя». Если отбросить восторги искусствоведов и взглянуть на это изваяние спроста, то первым чувством неизбежно будет сожаление: эк тебя скрючило, болезного! Собственно, оно и понятно: от хорошей жизни человек в подобное состояние не впадёт.

— Но разум-то нам зачем-то дан…