После нас - хоть потом

И пока до ямы шли, товарищ старший лейтенант, гномик ему такого понарассказывал!.. Короче, эти две расы (в смысле — гномики и пупырчатые) живут в овраге издавна. И каждая имеет свои национальные традиции… Так вот пупырчатые в последнее время обнаглели вконец! Нарыли, понимаете, нор под деревьями, живут в них целыми сворами, а деревья от этого сохнут, пропадают. А крайними опять выходят гномики: дескать, не поливали. А попробуй полей: не дай Бог нору зальешь кому-нибудь — пополам ведь перекусит!..

Гномикам, товарищ старший лейтенант, вообще житья не стало. Придешь за банкой, за своей, за положенной — так он еще и не дает, куражится — скучно ему!.. Обойди, рычит, вокруг дерева на руках — тогда посмотрим. Обойдешь, а он все равно не дает, придирается: не с той, мол, руки пошел…

Никак нет, товарищ старший лейтенант, человеческой речью пупырчатые не владеют. Рычат, рявкают по-всякому… Как их гномики понимают? А куда денешься, товарищ старший лейтенант! Приходится…

Вот и Пиньков тоже возмутился, не выдержал:

— А куда ж колдун смотрит?

И тут выясняется интереснейшая деталь: оказывается, колдун уже года три, как в овраге не показывался. Раньше-то при нем пупырчатые какие были? Ребра одни с позвоночником!.. Нет, воровать они, конечно, и тогда воровали, но хотя бы жрать боялись наворованное! Чуть поправишься — улика налицо…

— Что же все-таки с колдуном-то, а? — размышляет вслух рядовой Пиньков.

— Я так думаю, — говорит гномик, и в глазах у него начинает светиться огромное уважение, — что у колдуна сейчас какие-то серьезные дела. Такие серьезные, что нам и не снились. А вот закончит он их, поглядит, что в овраге делается, и строго пупырчатых накажет.

«Хорошо, если так, — думает Пиньков. — Хуже, если помер».

Добрались до ямы. Яма как яма, на четверых гномиков рассчитанная, живут шестеро. Остальные пятеро, правда, временно отсутствуют — на работах где-то, а у этого, что с Пиньковым (его, кстати, Голиафом зовут), у него вроде как отгул.

Да нет, товарищ старший лейтенант, нормальный гномик — ростом чуть выше автомата. А Голиафом его зовут не потому что здоровый, а потому что в лоб то и дело получает…

Спустились они в яму, банку в уголке прикопали, сидят, беседуют.

— Так, значит, говоришь, года три уже? — хмурится Пиньков.

— Или четыре, — неуверенно отвечает гномик. — Да вот сразу после проверки…

— А! — говорит Пиньков, оживившись. — Так, значит, была все-таки проверка?

— Была, — подтверждает гномик. — Сам-то я, правда, не видел, но говорят, была.

Любопытство разобрало Пинькова.

— Слушай, а как проверяющий выглядел?

— Проверяющий?.. — с тихой улыбкой восторга говорит гномик. — Высокий, выше колдуна… В одеждах защитного цвета… Пуговицы — сияют, бляха — солнышком. А уж сапоги у него!..

Тут смотрит гномик на Пинькова, умолкает и, затрепетав, начинает подниматься в стойку «смирно».

— Да сиди ты! — с досадой говорит Пиньков. — Тоже мне проверка! Никакая это была не проверка. Я это был…

Сел гномик, дыхнуть не смеет и держит равнение на Пинькова.

— Сказано тебе: вольно… — сердито говорит Пиньков. — А про автомат про мой ты нигде ничего не слышал?

Не знает гномик, что такое автомат. Пришлось объяснить.

— Нет, — отвечает, подумав. — Про реликвию слышал, а вот про автомат — ни разу…

Насторожился Пиньков.

— А что за реликвия?

А реликвия, товарищ старший лейтенант, следующая. Во-первых, черт его знает, что это такое. Во-вторых, слышно о ней стало года три-четыре назад, то есть по времени вполне совпадает. В-третьих, известно, что стоит она в некой пещере, а пещера эта находится аж в низовом овражье за ободранной пустошью. И многие в эту реликвию верят.

— А как она хоть выглядит? — допытывается Пиньков. — Ствол есть? Затвор есть?

— Может, и есть… — вздыхает гномик. — Одним бы глазком на нее взглянуть…

Задумался Пиньков.

— А как считаешь, — спрашивает, — знает колдун, где сейчас мой автомат?

Гномик даже встал от почтительности.

— Колдун знает все, — объявляет торжественно.

— Знает он там с редькой десять! — недовольно говорит Пиньков. — Что ж ты думаешь, я с ним не беседовал?

Гномик брык — и в обморок. Не привык он такие вещи про колдуна слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец, товарищ старший лейтенант, нестроевой…

Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил.

— А далеко отсюда этот ваш колдун живет? — спрашивает.

— День пути, — слабым голосом отвечает гномик. — Только там не пройдешь — пупырчатых много…

Сомнительно? Виноват, товарищ старший лейтенант, что именно сомнительно? Ах в смысле: почему колдун в прошлый раз так быстро явился к Пинькову, если день пути?.. Трудно сказать, товарищ старший лейтенант. Видимо, по каким-то своим каналам. А может, просто рядом околачивался…

— В общем так, Голька, — говорит Пиньков (Голька — это уменьшительно-ласкательное от Голиафа). — Пойдем-ка мы к колдуну вместе. Я его про автомат спрошу, а ты все, что мне рассказывал, ему расскажешь. Надо с этим бардаком кончать.