— Они не хотят наши песни, поэтому ты убегаешь. Ты продаешься и обвиняешь в этом меня! Ты уходишь от своих желаний так же, как ушел от меня. Так же, как ты уходишь от меня прямо сейчас! Ты обещал, что больше никогда этого не сделаешь!
Слезы потекли по ее лицу, и она отдернула свои руки.
И Зак был самым большим ублюдком на земле, из-за того, что причинял ей боль таким образом, но не было другого способа дать ей ту жизнь, которую она хотела. Мужчина глубоко вздохнул, стараясь держать себя в руках.
— Вайолет? — его голос был низким, резким и решительным.
Он поднес руки к ее лицу, стирая слезы большими пальцами, прежде чем твердо обхватить ее лицо и потребовать, чтобы она смотрела на него.
— Я принадлежу тебе.
Он наклонился и грубо притянул одну ее руку к своему сердцу, заставляя Вайолет держать ее напротив его груди, когда она попыталась вырвать свой кулак.
— Этого ничто не изменит. Я не ухожу от тебя. Я люблю тебя. Хочу тебя. Я дам тебе немного пространства, чтобы ты поняла, хочешь ли ты меня и можешь ли ты любить меня в ответ.
— Ты же знаешь, что да, Зак, — всхлипнула девушка, пальцами она впилась в его рубашку, сминая ее у его сердца.
— Что, да? — прошептал он, глядя в ее карие глаза.
Она смотрела на него, на ее лице — маска боли.
— Я была почти готова... — прошептала девушка сквозь слезы.
Он нежно отпустил ее руку, поцеловал в ладонь и выпрямился.
— Я вернусь через два месяца. Если ты сможешь любить меня в ответ, найди меня.
Зак взял свои сумки и направился к входной двери. Прислонив все к внедорожнику. Пока открывал багажник. Ты должен уйти. Ты должен уйти. Ты должен уйти от нее, потому что это невыносимо.
— Почему это так важно для тебя? Это просто слова! Чертовы слова! — она наполовину всхлипнула, наполовину закричала, следуя за ним.
Ее лицо пылало от ярости, девушка стояла на крыльце, уперев руки в бока.
Мужчина почувствовал, как его собственный гнев начал нарастать, его собственные потребности, желания, надежды и стремления. Которые игнорировались так долго, большую часть его жизни. Он целеустремленно приблизился к ней, и Вайолет отступила на шаг, когда он протянув руку, обнял ее за талию.
— Ты не понимаешь, Вайолет, не так ли? Когда ты сказала их мне? Когда сказала, что любишь меня? Это был первый и единственный раз, когда кто-то говорил мне это. За всю мою жизнь. Мои родители никогда не говорили, что любят меня, да и я серьезно сомневаюсь в этом. Я был вундеркиндом, товаром. И я знаю, Кора любила — любит, без разницы, но мы не настолько близки. Когда ты смотрела на меня большими карими глазами, говорила, что любишь меня и имела это в виду. Ты любила меня.
Его глаза горели, и он прижал к ним свободную руку, чувствуя себя киской, но было слишком поздно поворачивать назад. С таким же успехом он мог высказать все.
— Я понятия не имел, что ответить. Я не знал, что сказать! Полжизни сожалений ушло на то, чтобы, наконец, понять это. Просто слова? Никогда больше не говори мне такого. Это не просто гребаные слова. Они значат все. И когда ты не говоришь их, это разрезает меня пополам, пока мои внутренности не выворачивает наизнанку, и я не ощущаю себя так, будто умираю. Возможно, это делает меня слабым, но это так. Почему это так важно для меня? Потому что ты единственная, кто когда-либо любил меня. Ты всегда была единственной.
— Зак, — прошептала она, прижимая дрожащую руку к губам, слезы текли по ее красным щекам. — Я... ты так сильно важен для меня, Зак...
Он отпустил ее, отвернулся, положил футляр с гитарой в багажник и закрыл его.
— Пожалуйста, Зак. Просто дай мне немного больше времени! Это все, что мне нужно.
— Именно это я и делаю, детка. Я даю тебе некоторое пространство. Немного времени.
— Только не так. Не тогда, когда ты уходишь от меня!
Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, и, не в силах сдержаться, снова подошел к девушке и обнял. Зак обхватил ладонями ее лицо, легонько поцеловал в губы, ощущая соленый привкус от слез, а потом прижал ее к себе и нежно прошептал на ухо:
— Разве ты не понимаешь? Это идеально, Вайли. Так и должно быть.
Мужчина отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо, и возненавидел ее дрожащие губы. Ненавидел, что пятнадцать минут назад она вошла в «Тихую Гавань» с переполненным радостью сердцем, а сейчас он разрывал его на куски. Но то, что он говорил, было правдой. Все, что мужчина говорил, должно было быть сказано, должно было сработать между ними — тур просто облегчал это. Он смотрел в ее налитые кровью опухшие глаза своими стеклянными, проводя тыльной стороной пальцев по ее щекам, чтобы стереть слезы, и опустошить свое сердце.
— Послушай меня внимательно. Я стою перед тобой, говорю, что люблю тебя, что буду любить тебя несмотря ни на что, до самой смерти. Но также я говорю тебе, что если ты не всей душой в этом, Вайли, это не сработает. Ты нужна мне вся. Прости, что я такой жадный ублюдок, но я не Шеп Смолли, и я не могу быть с тобой, если твое сердце не полностью принадлежит мне. Я ждал слишком долго, чтобы услышать эти слова в своей жизни, и заплатил высокую цену за то, что отверг их.