После "Нолдолантэ"(СИ)

- Таков приговор Намо, - произнёс Макалаурэ сквозь зубы. - Я сумел достичь Амана и не отказался явиться на суд валар - рассчитывая если не на милосердие, то на справедливость.

"Я верно понял - Намо обрёк тебя на заточение в Чертогах Мандоса живым?! Но это невозможно! Некоторое время назад - не могу сказать, давно или недавно - он согласился освободить меня и даже настаивал на том, чтобы я покинул Чертоги. Один из нас сошёл с ума: или я, или ты, или Намо Мандос. Или... ты за эти столетия совершил какое-то злодеяние?"

- Разве что вернулся вопреки запрету. И не думаю, что айнур могут впасть в безумие, хотя это многое бы объясняло. Но отчего ты отвергаешь освобождение?! Ты говорил, тебе нет прощения, но я полагал, валар отказали тебе в нём. Ты должен был вернуться к жизни, как только тебе даровали это право!

"Я давно твержу об этом, но Руссандол всё повторяет одно и то же. Упрям невероятно."

"Ты упрям не менее. Это ты давно должен был освободиться. Телери простили своё горе, а иной вины на тебе нет. Я - другое дело. Правда, Макалаурэ жив и ни в чём не винит меня. И - семь веков... Я обещаю подумать над этим".

- Ещё семь веков? А мама всё это время будет тебя ждать - обещай подумать и над этим, хорошо?

"Я обещаю подумать. Ничего более".

Макалаурэ вспомнилось некогда прочитанное рассуждение о природе феар и о Чертогах Ожидания, написанное учёными, что беседовали с Мандосом и его майар. Некогда Песнопевец читал этот свиток как откровение тайн разума и мира, много позже - не раз приводил себе на ум отдельные места, размышляя о погибших. Среди прочего там говорилось, что нагие феар держатся своих мнений и заблуждений гораздо упорней живых квенди и долго пребывают в том душевном состоянии, в каком находились в момент смерти. А Майтимо и... и прежде был непреклонен и твёрд в своих решениях, если только не сомневался в них изначально. Попробуй сдвинь его с намеченного пути, попробуй убеди пересмотреть свой выбор! Похоже, это свойство, бесценное в иных обстоятельствах, в Мандосе сыграло с Майтимо злую шутку.

Макалаурэ никогда прежде не удавалось его переубедить. Он и сейчас не знал, что ему сказать, зато догадывался, что рядом с Майтимо должны незримо стоять все остальные братья и отец.

- Отец? - негромко спросил он, глядя в пространство.

"Он сейчас в другом конце зала, Кано. Временами возвращается к нам..."

"...а временами опять вместе с Финвэ смотрит, как работает Мириэль".

"А Атаринкэ ходит за ним хвостом. Ни на миг не оставляет."

- Амбаруссар, это вы? А где Морьо?

"Совершенно не рад видеть тебя здесь, Макалаурэ. Заточить в Мандосе живым - это достойно Моринготто! Не хотел мешать разговору, но раз вы закончили, я сейчас же позову Намо и скажу ему..."

- Не надо, Морьо, Намо и без того знает всё, что ты о нём думаешь.

"В самом деле..."

Карнистир умолк. Похоже, он намеревался ещё подумать о Намо и подбирал для этого самые хлёсткие выражения.

- Тьелкормо?

"Макалаурэ... Майтимо сказал, Белерианда больше нет. Я и гобелен отыскал, где выткано его затопление. Скажи, неужели от наших земель совсем ничего не осталось?"

- Как раз Химринг остался - он обратился в остров...

Макалаурэ прервал начатое было описание. Поведать о нынешнем Белерианде лучше всякого рассказа могла песня. Погрузившись в воспоминания, от "Улмонорэ" он перешёл к песне о доблести защитников Химринга. Эхо сделало её звучной, но странной и чуждой - как чужд был Чертогам Мандоса сам Песнопевец, живой среди погибших. Однако Макалаурэ неожиданно для себя заинтересовался необычной акустикой залов, и ему захотелось проверить, как прозвучит здесь песня иного рода - тихая, со спокойной и нежной мелодией. Такая, как колыбельная, под которую он засыпал в детстве...

"Намо Мандос! Я призываю тебя! Знай, что я приму освобождение, как только мой брат Макалаурэ обретёт свободу".

- Он волен уйти. Я велел ему явиться сюда, но не назначил никакого срока пребывания, - ответил явившийся Мандос и произнёс окончательный приговор об освобождении Нельяфинвэ Майтимо Феанариона.

Сумрачные чертоги наполнились дуновениями свежего ветра и отблесками чистого сияния. Манвэ и Варда явились благословить возрождающегося.

Спустя миг рядом с Макалаурэ, словно из воздуха, возник Майтимо - ещё сильней и красивей, чем прежде. Крепко обнял брата левой рукой, затем взглянул на правую и рассмеялся.

"Намо Мандос! Я принимаю освобождение!"

По правую сторону от Майтимо встал Финдекано.

- Наконец-то! Думал, никогда не дождусь этого дня, но Макалаурэ тебя всё-таки переупрямил.

- После твоих уговоров в течение семисот лет...

- К которым ты так и не прислушался.

"Намо Мандос!"

- Верная дружба - это прекрасно, но всему есть предел, - к сыну подошёл Нолофинвэ, стоявший недалеко от Феанариони, но не вместе с ними. Макалаурэ взглянул на него с удивлением: неужели старший сын так дорог дяде, что он отказывался вернуться к Индис, Анайрэ, Турукано, Арельдэ и Итариллэ?

- Лучше бы и ты не давал этого обещания, отец, - покачал головой Финдекано. - Я первый был бы рад твоему уходу из Чертогов.