— Заставили бы левой отпечатать на машинке, — вздохнула Грета, подавая Рихарду портсигар. — Все равно придется заполнить. Они не отстанут.
Рихард взял из ее рук сигареты, сунул одну в зубы и проговорил:
— Не отстанут. Твой Тальбах первым сбегал, отнес эту анкетку в ратушу. И жена его. Теперь ждут свидетельства о прохождении денацификации. Говорят, иначе могут и погребок его конфисковать. И пришлось бы тебе, ласточка, снова работу искать. Послушай, спички на кухне.
— Он такой же мой, как и ваш, — ответила Грета, выходя из комнаты.
Сама Грета заполнила анкету еще несколько недель назад. И теперь ее снова вызывал капитан Юбер. Наверное, сообщить о результатах проверки. И это ее беспокоило. О том, чем еще может обернуться их встреча, она старалась не думать. Так же, как старалась не думать о том, что несколько раз видела капитана Юбера и лейтенанта Уилсона вместе, и было понятно, что они приятели. Потому что обычно сразу после этого Грете вспоминалась красивая цветная коробка в ее шкафу.
— Да и погребок вряд ли конфискуют. Заплатит штраф, тем и отделается, — вернувшись из кухни, она протянула Рихарду коробок.
— Ты гляди, — не слушая ее, бушевал Рихард, углубившийся в чтение анкеты. — Им интересно, состоял ли я в какой-либо запрещенной оппозиционной партии после 33 года. Я похож на самоубийцу? Я отдал этой стране все, что у меня было, оставив себе всего одну руку, а им интересно, состоял ли! Я никогда не голосовал за национал-социалистов! Никогда! В тридцать третьем сделал ход конем и проголосовал за коммунистов. И что? Где теперь немецкие коммунисты? Можешь об этом спросить фрау Зибер. Ее мужа забрали восемь лет назад. Она считает себя вдовой. Послушай, прикури мне. Не могу!
— Я вообще не голосовала, — пожав плечами, Грета чиркнула спичкой и протянула Рихарду, — и в студенческом союзе не состояла, их вообще тогда в высшей школе не было. Только все это неважно по сравнению с тем, что я была членом партии, — она отошла к окну и стала смотреть во двор, занесенный снегом. — Мне кажется, я не пройду проверку.
— Ну и к черту! Или тебе запретят работать в погребке? Это ничего не меняет. У нас забрать уже нечего. Не пройдешь и ладно. Ноги целы, руки на месте, голова тоже. Переживешь.
— Раньше меня не приняли бы ни в одну школу, если бы я не вступила в партию. Теперь меня могут уволить из-за того, что я в ней состояла. Тальбах грозится пока лишь уменьшить жалование. В качестве компенсации. Опасается, что у него могут быть проблемы…
— Старый жлоб, — крякнул Рихард и выпустил кольцо дыма. Это у него получалось лихо. Потом перевел взгляд на Грету и негромко спросил, будто до этого не решался: — Может… спросить лейтенанта?
Она удивленно посмотрела на него.
— О чем спросить?
— Спросить, можно ли что-то сделать.
— Не надо беспокоить герра Уилсона. Скоро и так все будет известно. Меня вызвали в комендатуру послезавтра.
— Ты никогда никого не хочешь беспокоить! — рассердился Лемман. — Живешь так, будто жить боишься! Все норовишь поменьше места занять, к самому краю жмешься! Думаешь, этот француз не поможет, если попросить? Поможет. Черт знает почему, но этот поможет!
— Наверное, поможет, но я не хочу быть обязанной ему. Да и вообще никому, — Грета снова отвернулась к окну. Там теперь летели крупные хлопья снега. Было красиво, и захотелось прогуляться. Но вместо этого она поежилась и сильнее закуталась в старую кофту. — Неважно. Сами же говорите: руки, ноги целы…
Рихард встал со стула и подошел к ней. Проследил за ее взглядом и невольно подумал о том, что хотел бы хоть на минуту заглянуть в ее хорошенькую светлую головку. Что за мысли там бродят? Иногда ему казалось, что она не здесь и не теперь… Наверное, таким людям приходится непросто…
— И что мне делать с тобой, ласточка моя?
Грета повернулась к нему, поцеловала в щеку.
— Не надо со мной ничего делать, — сказала она устало, — схожу в комендатуру. Все выяснится.
Все выяснилось. Спустя два дня она явилась в комендатуру к капитану Юберу. Тот, сунув обе руки в карманы брюк, стоял у окна, прислонившись к подоконнику. И едва она вошла, осмотрел ее таким взглядом, что оставалось поежиться — словно бы тут же облапал. А потом без приветствия сказал:
— И кто бы мог подумать, что добропорядочная фрау Лемман окажется лгуньей.
— О чем вы, господин капитан? — спросила Грета, остановившись посреди кабинета.
— У вас занятная анкета. Вы присаживайтесь, что стали?
— Чем она показалась вам занятной? — Грета присела на стул, на котором сидела в прошлый раз, и подняла глаза на хозяина кабинета.
«Что может быть общего у него и Уилсона? — думала она, разглядывая капитана. — Служба… пятницы… право победителя…»
— Насколько я припоминаю, вы служите официанткой у Тальбаха? Во всяком случае, так вы проходите по нашим спискам. Верно?
— Да, господин капитан.
— А в анкете вы указали, что вы учительница, — улыбнулся он и подмигнул ей. — И зачем же вы вводите власти в заблуждение, позвольте узнать?
— Но я учительница, — пробормотала Грета.