Читаем После победы славянофилов полностью

После победы славянофилов

Трудно даже представить себе, что это за работа. Стоит огромное буковое или дубовое дерево диаметром внизу сажени полторы. У него обрублены уже ветви и подрублены широко разошедшиеся корни. Но как уничтожить самое дерево? Топор его не берет, потому что оно старо и твердо, как камень. Динамит его только колет, но не опрокидывает. Пилы, чтобы его распилить, невозможно найти. Наконец, даже повалив это дерево, не знаешь, что с ним сделать? Сжечь — не горит, сыро. Оттащить — нужны целые механические приспособления. Расколоть — нельзя, никакой инструмент не берет. И вот эти обугленные и изуродованные гиганты, считающие, быть может, по 400–500 лет, валяются около дороги или загромождают овраги, и десятилетия пройдут, пока они сгниют или источатся червями.

На плантациях, отделанных на славу, мы нашли несколько китайцев, в синих кофтах, белых, высоких башмаках и с длинными жесткими косами, высовывающимися из-под шапочек. Иные окончательно заделывали гряды, другие сеяли чайные семена и закрывали их граблями.

Молодых насаждений еще немного. Плантация не имеет еще и двух лет, а потому саженцы своего посева имеются только годовалые. Только маточные кусты окончательно размещены, и за ними ухаживают с величайшей заботливостью. Около каждого кустика вбит колик с белой крашеной табличкой и номером. Каждый кустик занесен в журнал под своим номером, где и пишется вся его биография. Дело в том, что сортов чая добыто Поповым из различных мест Китая и Индии до 20, и необходимы особенные наблюдения над каждым. Очень много кустов засохло в дороге, но высадили их в грунт все в надежде, что многие еще оживут. Так и вышло, и на здешней благодатной почве казавшиеся даже совсем уже погибшими кусты дали побеги.

Я поинтересовался привезенными Поповым китайцами, и Константин Федорович проводил меня к их двум главарям. Это совершенно еще молодые люди, из хороших семей, получившие, как говорил мой спутник, высшее по-китайски образование и захватившие с собой своих молоденьких жен. У одной из них только что перед моим приездом, родилась девочка, и мать была еще в постели. Счастливый отец по этому случаю настоял, чтобы мы в честь новорожденной выпили у него по бокалу шампанского.

Старший из двух, которого зовут Лао-Джин-Джо, говорит уже несколько слов по-русски, но другого языка, кроме китайского, не знает. Если бы не К. Ф. Лычагов, разговориться с ним было бы невозможно. Любопытнее всего, что мужья и жены говорят на разных наречиях. Лычагов свободно разговаривает с мужьями на «литературном» кантонском наречии и гораздо хуже понимают его дамы, говорящие на простонародном пекинском.

Показала нам госпожа Лао-Джин-Джо свою ножку, очень мило при этом краснея и улыбаясь. Ножка эта так изящна, вернее, так безобразна, что ходить на ней нельзя, а можно только слегка прыгать. Это собственно не ножка, а недоразвившийся большой палец и атрофированная пятка. Вообще, китаянка существо совершенно бесполезное, и кроме удивительно тонких женских работ, вроде плетения кружев или вышивания шелком, ровно ничего делать не может. Она не может даже никуда выйти. Ей нужно за что-нибудь держаться, чтобы сделать несколько шагов.

Угостили нас настоящим китайским чаем, очень дорогим, привезенным специально для китайцев К. С. Поповым. Черный они готовят для нас, но сами его не пьют.

Лао-Джин-Джо и его товарищ занимают небольшой домик, состоящий из двух отдельных квартир. Ходит за их женами старушка-русская, Бог ее знает, как ухитряющаяся с ними разговаривать. Впечатление все виденные нами трое производят очень милое. У Лао-Джин-Джо открытая физиономия, большой лоб, красивые глаза, выражающие ум и энергию, и отличные белые зубы. Говорит он отрывисто, с характерными жестами, и вся его фигура оживляется. Товарищ его, более молчаливый и спокойный, слушает и улыбается. Молодая дама, по-нашему, существо довольно безобразное, на китайский взгляд очень красива. Она напоминает какую-то птичку, запертую в клетку, и на ее лице виден отпечаток грусти. Это тоска по родине, у мужчин почти незаметная.

Китайский язык очень звучный и красивый, но бедный, так что приходится сильно помогать жестами и пространно толковать довольно простые понятия.

Старшие получают 80 и 60 долларов в месяц и живут очень скромно, копя деньги для возвращения на родину.

Обыкновенные работники получают 20 и 30 долларов и живут в особом отделении общей казармы.

Мы провели у К. Ф. Лычагова на плантации около двух часов. Больше осматривать было нечего. Чайную фабрику только еще начинают строить. На том же извозчике я отправился домой и на следующий день выехал по железной дороге в Тифлис, чтобы присоединиться к экспедиции.

Осмотр Черноморского побережья в его главных культурных проявлениях был на этом закончен.