После победы славянофилов

Очень скоро, сделав несколько крутых поворотов по сплошному скалистому подъему, мы достигли значительной высоты, поднявшись почти до уровня прибрежных гор, на одной из которых расположена старая генуэзская крепость и выстроена небольшая монастырская церковка. Назад открывался поразительный по красоте и грандиозности вид. Безбрежное море без единой волны, освещенное ярким солнцем и все подернутое причудливыми полосами, зеленые горы со всех сторон в самом живописном нагромождении, а внизу, почти в плане, — огороды, плантации и пруды обители.

Полюбовавшись этим чудным видом, мы вступили на широкое, волнистое нагорное плато, составляющее монастырское пастбище, и скоро добрались до хутора и пасеки. Тут же под огромным раскидистым дубом, одиноко стоящим на веселой лужайке, был приготовлен длинный обеденный стол.

Пока мы осматривали пасеку и постройки на хуторе и умывались с дороги, министр вместе с архимандритом направился осмотреть отчасти пустопорожний, отчасти лесной свободный участок, прилегающий к монастырскому юрту. Отец Иерон ходатайствовал перед А. С. Ермоловым, чтобы этот некультурный и бесхозяйственный участок был передан в собственность обители, которая нуждается и в лесе, и в расширении пастбищ. Хотя размер участка довольно значительный, около 2600 десятин, но ввиду чрезвычайно важной для края хозяйственной и просветительной деятельности Нового Афона, кажется, было решено исполнить просьбу настоятеля, тем более, что доступ на эту землю возможен только через монастырскую землю и по монастырскому шоссе.

Обед прошел очень оживленно. Кроме недурного вина собственных виноградников, отец Иерон угощал нас особенным медовым квасом, сделанным здесь, на пасеке, имеющей до 750 пчелиных семей. Пробовали мы также прекрасный свежий мед в сотах. Здесь на хуторе живут постоянно несколько монахов, для нужд которых предполагается устроить свой параклис и тут же отправлять службы.

Здесь же узнал я об отношениях, какие существуют между Старым Руссиком и его Кавказским отделением. Согласно Высочайше утвержденному 8 декабря 1879 года уставу, Ново-Афонская обитель признана общежительной с правилами афонских монастырей и имеет права, одинаковые с инородными православными монастырями в Москве, Киеве и Бессарабии. Она находится под наблюдением местного епархиального начальства и святого Синода, а в хозяйственном отношении подчинена Руссику. Первый настоятель избирается на Афоне, как и был избран отец Иерон, следующих будет уже избирать сама братия и утверждать святой Синод. На первый раз положено иметь 50 человек братии, которая может увеличиваться без особых разрешений. Братия, отправляемая со старого Афона, может быть только русская и получает паспорта из нашего константинопольского посольства. Все земли и имущества Нового Афона, приобретаемые не на средства Старого Руссика, составляют неотъемлемую собственность новой обители. В случае смут на Востоке и необходимости для старо-пантелеймоновской братии искать убежища, таковое имеет она на Новом Афоне, причем, с приездом оттуда настоятеля Руссика, к нему тотчас же переходит управление обителью. Наконец, новая обитель обязана по уставу не производить в Империи никаких сборов, подаяний по книгам и не испрашивать у казны никаких пособий.

В настоящую минуту всей братии с послушниками находится налицо около 600 человек при среднем количестве ежедневных богомольцев до 250 человек, из которых многие живут по неделям на полном содержании монастыря.

Спустившись с гор, на обратном пути мы застали следующую неожиданную картину: около дороги толпа поселенцев с хлебом-солью человек 200. Все на коленях, а кругом довольно густая толпа пешей и конной азиатчины. По первому взгляду в этих коленопреклоненных людях было легко угадать… русских.

Министр тотчас же подошел и просил их встать и объяснить, в чем дело. Оказалось, что это были крестьяне русской деревни Баклановки, пришедшие встретить министра и просить его защиты от абхазцев, которые не дают им возможности вести хозяйство, систематически воруя скот и лошадей. Правда, что ввиду конокрадства, обратившегося здесь в правильно организованный промысел, местная власть издала распоряжение, что за всякую пропавшую у русских поселенцев лошадь абхазцы без всякого суда и следствия платят 50 рублей, но это распоряжение остается мертвой буквой. Абхазцы по-прежнему воруют, и взыскать с них обыкновенно ничего нельзя.

Сцена производила крайне тяжелое впечатление. После объяснений местного начальства, доказывавшего, что жалобы поселенцев сильно преувеличены и что злоупотребления абхазцев вовсе не так велики, А. С. Ермолов громко выразил сожаление, что русские в этом крае не находят покровительства и защиты от инородцев.

Затем от поселенцев были приняты их письменные прошения, и они были отпущены радостные и обнадеженные.