После потопа

Насте повезло больше других. У нее были лишь небольшие осколочные ранения левого плеча, да взрыв гранаты заставил ее неловко слететь с подножки грузовика: она зацепилась ногой, и с размаху приложилась спиной и затылком об асфальт. Ее тошнило, и немилосердно кружилась голова.

"Ничего, уйдем", — простонал сквозь зубы Захария, тряхнув чернявой головой без каски. — "В ноги никто не ранен. Уйдем".

Конечно, они попытались уйти. Их настигли уже километров через пять. Подпустив группу преследователей поближе, троица открыла внезапный огонь почти в упор. Самонадеянность преследователей обошлась им дорого. А Мильченко получил возможность еще два часа брести со своими людьми по лесу, уходя на северо-восток, подальше от сел, опорных пунктов, гарнизонов и патрулей. И подальше от своих, от медицинской помощи.

Через два часа Захария, шедший в молчании, сцепив зубы, вдруг коротко сказал, как плюнул:

"Похоже, скоро сдохну".

"Рано умирать собрался", — попробовал урезонить его сержант.

"Нет, я не о том. Силы на исходе. А концы я раньше, чем через сутки, не отдам" — процедил, не расцепляя зубов, Витька.

Настя молчала. Она просто уже не воспринимала ничего вокруг, и, отчаянно борясь с одолевавшими ее тошнотой и головокружением, была полностью сосредоточена на том, чтобы передвинуть ногу и сделать еще шаг. А потом суметь передвинуть другую и сделать еще один…

"Человек" — вдруг тупо пробормотала она.

"Какой человек?" — всполошился сержант, оглядываясь на нее.

"Тут лежит".

Сергей подскочил к ней, нащупывая рукой рубчатую рукоять "Вальтера".

Перед Настей на самом деле лежал человек. Изможденный вид, смуглое лицо, заросшее щетиной, сильно потрепанная одежда, почти что лохмотья. А на одежде — несколько больших пятен свежезапекшейся крови.

Веки лежащего затрепетали и приоткрылись.

"А… Нашли все-таки", — еле слышно прошептал он, с трудом шевеля губами. — "Так пристрелите сразу, чего там… Все меньше мучиться".

"Мы не люди Боковлева" — резко отозвался Сергей. — "Мы из Рыбаковской коммуны".

И Настя, и Захария с удивлением уставились на сержанта. Потом Настя еще раз посмотрела на лежащего человека, присела рядом с ним и распорола штанину, пропитанную полузасохшей кровью. Нога, в которой виднелось по меньшей мере три входных пулевых отверстия, распухла, и приобрела багрово- синий оттенок. Настя положила руку на лоб раненного. У него был сильный жар.

"Что с ним, Коменская?" — тревожно спросил Мильченко. Настя подняла на него взгляд, закусила губу и едва заметно покачала головой. Сержант все понял.

"Я из лагеря…" — прошептал умирающий.

"Из какого лагеря?" — удивился Сергей.

"Тут, недалеко… был лагерь беженцев Восточного округа… Я работал на биостанции Академии Наук… Там еще были… Из Атлантического института… и другие…" — он замолчал, собираясь с последними силами, и зашептал снова.

"Центральные… захватили лагерь… вместе с соляными копями… до них тут километра два. И сделали, как фашисты… концлагерь… настоящий. Всех отправили на соляные копи… Я вот бежать пытался… Лучше так, чем в лагере гнить… Там наших… еще человек двести осталось… недолго осталось…"

Губы его остановились, а глаза так и остались открытыми, неподвижно глядя в серое октябрьское небо.

"Ученых — на соляные копи?", — Настя прикусила губу, потом отпустила ее. "Точно, как фашисты!".

"Готовьтесь, ребята", — негромко произнес Мильченко после недолго молчания, обдумав что-то и приняв решение. — "Идем в последний бой. Все равно, — еще час ходу и нас можно будет брать голыми руками. А тут… Есть шанс. Может, не напрасно ляжем. Хоть кого-нибудь, да освободим".

"Ты что, на соляные копи решил напасть?" — спросил Захария. "Как это там? Безумству храбрых поем мы песню, так, что ли? Да там же гарнизон в полсотни человек, не считая внутренней охраны!"

"Мы не знаем расположения постов, огневых точек, казарм. Мы не знаем, где лагерь" — поддержала Витьку Коменская. — "И разведать уже не успеем".

"Под забором соляных копей нас искать не будут. По крайней мере, ближайшие полсуток — точно. А мы именно там и засядем. До темноты как раз успеем оглядеться", — возразил Мильченко.

"Командуй, сержант", — чуть поджала губы Настя. — "Помирать, так с музыкой". — Но смотрела она невесело.

Мильченко на этот раз пришлось работать одному. И он сработал как надо — без единого звука. Когда все трое караульных на главных воротах замолкли навсегда, Мильченко крадучись приблизился к БТРу, стоявшему у ворот, рывком распахнул люк, и оглушил сонного механика-водителя.

"Захария!" — громким шепотом позвал он. — "Давай, подсажу! Лезь на броню. Я — в башню, Настя — за водителя. Коменская, заводи мотор, и полным ходом — к казарме караульной роты. Витек, не давай им высунуться, поливай из ПК, хоть как-нибудь, одной рукой, а я буду лупить из башенного. Подъедем поближе, я добавлю "Шмелем". Потом — к лагерю…"

…Остатки караульной роты бестолково расходовали патроны в ночную темноту, когда БТР, обстреляв охрану, смял ограждение из колючей проволоки. Из бараков выглянуло несколько любопытных голов.