После Путина

Собственно, первая задача — концентрация журналистики на репортёрстве — автоматически решается бурным развитием электронных СМИ, особенно социальных сетей, где информация появляется раньше, чем в новостных агентствах. Чаще всего эта информация из соображений экономии времени подаётся в максимально сжатой форме, которая, конечно, не исключает манипулятивного воздействия на аудиторию, но всё-таки вынуждает автора убирать всё лишнее. Такая модель возвращает общество к традиционной репортёрской деятельности и создаёт основательную конкуренцию «институциональной» журналистике, которая, в свою очередь, также вынуждена возвращаться к использованию сжатых, точных, компактных форм подачи материала. Вторая задача — ограничение вреда — выполняется за счёт применения к журналистам абсолютно такого же набора законодательных норм, как и к любому другому гражданину. Необходимость доказывать любое своё утверждение, возможность подачи исков за клевету и диффамацию ставят журналиста в не очень удобное для него положение обычного человека и стимулируют тщательно фильтровать собственные тексты.

Но в то же время даже решение этих задач не мешает журналистам изощрённо врать, фальсифицировать данные, заниматься откровенной пропагандой под видом журналистики. А уж всяческие фейсбуки-твиттеры так и вовсе открывают прекрасную возможность маскироваться под рядовых блогеров, перепечатывая чёрт знает что, но не принимая никакой ответственности за это. Именно поэтому если руководитель государства сегодня хочет играть с журналистами на равных, он не должен полагаться только на регулятивные механизмы, а должен переигрывать журналистов в ходе прямого общения как личность.

Владимир Владимирович Путин с самого начала своей политической карьеры обладал хорошей, полезной особенностью — он ни с кем не заигрывал. В том числе (и прежде всего) с журналистами. Нельзя сказать, чтобы Путин был с ними надменен или высокомерен — иначе это быстро бы сыграло ему в минус. Нет, с журналистами Путин просто-напросто играет первую скрипку — в этом-то и есть выигрышность его модели поведения. Он как в своих интервью, так и на больших пресс-конференциях задаёт тон всему происходящему, в том числе и вопросам журналистов. Картина получается достаточно забавная: журналисты обычно готовы к тому, что собеседник будет уходить от ответа, и, соответственно, готовы повторять вопрос многократно. Но Путин либо спокойно отвечает на вопрос в том объёме, который сам считает необходимым, либо наглядно показывает, почему вопрос не стоил даже того, чтобы его задавали. Можете пересмотреть разные пресс-конференции — половина шутливых замечаний Путина являются мягким укором журналистам, задающим глупые или заведомо «безответные» вопросы. Многие политические лидеры либо почти что заискивают перед журналистами, рассказывая о том, что пресса должна быть свободной, либо сразу принимают позу недоступного (а иногда ещё и оскорблённого) величества, которая в принципе обессмысливает любое общение с прессой, за исключением благосклонного помавания десницею на усладу верноподданнических журналистских чувств. Путин общается с журналистами, конечно, не на уровне «своего парня», но и не превышая дистанции, скажем, между пионерами и пионервожатым. Безусловно, в абсолютном большинстве случаев он обладает преимуществом и в объёмах информации, и в профессиональных представлениях по политическим темам. Но это преимущество президент не использует для создания пропасти между ним и журналистами. Оно скорее становится основным инструментом, с помощью которого Путин регулирует ход любого диалога в рамках модели «тайный просветитель — благодарные слушатели». Отсюда и название этой главы — сюжет «Ленина и печника», к которому я вас отсылаю, отчасти передаёт настроение, характерное для такого взаимодействия.