После расставания. Вернуть Любовь

– Угадай с трех раз, – закатил глаза Осман.

– Бабушка? – нахмурился я.

– Она самая. У твоей Лены наметился прогресс, и, так как, являясь ее мужем, ты имеешь полное право распоряжаться ходом ее дальнейшего лечения…

– …бабушка не захотела, чтобы я лишился права принимать решения, – закончил я за него.

– Именно. Но, думаю, теперь, когда обстоятельства в твоей жизни поменялись, ты не станешь ее слушать?

– Я сейчас же позвоню своему адвокату и потребую начать оформление документов. Давно пора сбросить этот балласт с моей шеи! – прорычал я, не веря в собственную глупость.

– Не говори пока с Марусей. Ты сейчас на взводе и можешь сказать что-то, о чем пожалеешь. Проведите в спокойствии оставшиеся деньки, а потом по приезде разберитесь во всем и попытайтесь начать всё с чистого листа, – напутствовал меня друг.

– Единственное, чего мне хочется, это завтра же сесть на самолет и по приезде устроить бабушке хорошую встряску! Это надо же додуматься шантажировать мою женщину! – негодовал я.

– Ну, она не первая, кто ее шантажировал. Так что будь готов к тому, что Маруся не примет тебя с распростертыми объятьями, – вывалил на меня очередную шокирующую правду Осман.

После его рассказа о моем недостойном поведении и шантаже я долго сидел на берегу, не в силах понять собственные поступки. Как у меня только язык повернулся шантажировать Мусю здоровьем нашей дочери?! Неужели этот год без нее сделал меня настолько черствым? Я ведь не такой! Я бы никогда не стал намеренно причинять Мусе боль… Или стал бы? Почему наши отношения дошли до такого? Где я ошибся? Неужели нужно было преодолеть свой страх потери и изначально рассказать ей о Лене? Но, если расскажу, разве будет она любить такого мужчину? И любит ли еще?

– Глеб, всё в порядке? Ты весь вечер какой-то тихий, – спросила меня Маруся перед сном.

– Голова болит, – пытаясь не звучать зло, ответил я, продолжая играть с пальчиками дочки, что удобно устроилась под моим боком.

– Голова? – тут же встрепенулась Маруся, раскладывающая наши вещи, которые приходящая служанка вернула после стирки.

– Не волнуйся, это никак не связано с моей травмой, – опережая ее вопрос, ответил я. – Просто обычная головная боль.

– У меня есть лекарство…

– Не нужно, я уже принял, – грубее, чем собирался, отрезал я.

– Й-и-й! – словно почувствовав мое напряжение, заползла на меня дочь, накрывая мои щеки своими пухлыми ручками. Малышка была вялой и явно хотела спать.

– Устала, энерджайзер? – ласково спросил я, пытаясь сосредоточить всё свое внимание на ней и на время забыть про злость, переполнявшую меня. Ложь Маруси ранила сильнее, чем я хотел признавать. – Иди к папе. Папа тоже хочет спать и чтобы его обняли.

– Яй! – словно понимая мои слова, поддакнула она мне, кладя свою головку мне на плечо и позволяя удобнее устроить себя на мне. Василиса была невероятно ласковым ребенком. Все-таки девочки так отличаются от парней. Или же дело в моем восприятии?

При мысли о том времени, что пропустил, я почувствовал очередной укол вины. Ведь получается, я вновь допустил ту же ошибку, пропустив самое важное время в жизни уже второго своего ребенка. Хотя в случае с Василисой это и было ненамеренно.

В случае же с Богданом… Наверное, я никогда не смогу простить себе того, как вел себя при его рождении. Я не был готов становиться отцом в двадцать шесть. Как и жениться. Особенно на Лене. Я ведь прекрасно знал, какая она. Она могла обдурить мою бабушку, но не меня. Какая нормальная женщина, находясь на восьмом месяце беременности, станет пить и садиться в таком состоянии за руль? И как испытывать сочувствие к такой женщине? Всё, что ей было нужно, это состояние моей семьи и имя. Моя бабушка, как оказалось, с детства вбивала ей в голову эту дурь, которую она подхватила и стала одержима ей.

Но не только они были виноваты в моем безразличии к собственному ребенку. Я не замечал Богдана и предпочитал не думать о нем в первые месяцы его жизни, уйдя в полный отрыв. Много позже я понял, что значит для меня этот маленький человечек. Что он часть меня, от которой я, как бы ни пытался, не смогу откреститься.

– Надеюсь, сегодня мы сможем выспаться, – прошептала Маруся, ложась со своей стороны и выключая свет. – Тебе удобно?

– Да, мне приятно, что она тянется ко мне, – прошептал я, поглаживая уснувшую дочь по спинке.

Маруся не стала отвечать, так же как и я, погрузившись в свои мысли. Уверен, они были такими же невеселыми, как и мои, уж кому, как не мне, знать, каково это – жить во лжи.

***

– Я соскучился по бабушке! – взволнованно подпрыгивал сын, не отрываясь от окна машины всю дорогу из аэропорта.

– Сейчас доедем, – усмехнулся я над его нетерпением. Бодя был бабушкиным сыном. Жизни своей не представлял без нее, и, в отличие от моего строгого воспитания, с ним она была совершенно другой.

Ксюша с Османом поехали на своей машине, а мы на своей, расставшись в аэропорту. Отдых подошел к концу, и пора было навести порядок в своей жизни, закрыв все нерешенные вопросы.