После развода. Вернуть жену

Она нерешительно оглядывается на меня, а потом все же встает и позволяет ему себя увести. Они садятся в дальнем от нас углу, на небольшой диванчик, и папа начинает ей что-то говорить. Я примерно знаю, что он, вероятно, кается в своем недоверии к ней и просит прощения. Заехать к нам заранее и поговорить, как он планировал, у него не получилось.

Рита тактично делает вид, что ничего не случилось, отвлекая Сонечку и помогая ей аккуратно есть, а я не могу оторвать взгляд от Эли, высчитывая на ее лице всю гамму эмоций, от гнева до горя, и, наконец, прощение. Она утыкается лицом в грудь папы и рыдает, пока он успокаивающе хлопает ее ладонью по спине.

— Мама? — вдруг раздается испуганный голос Сони, привлекая мое внимание.

Малышка увидела плачущую Элю и забеспокоилась.

— Все хорошо, — успокаиваю ее. — Мама просто плачет от радости. Помнишь, мы говорили об этом? Иногда люди плачут не только от горя, но и когда очень счастливы.

— Как в больнице? — со знающим видом спрашивает дочка.

Она не раз становилась свидетелем наших слез.

— Точно, — улыбаюсь я. — Ешь, малыш. Мама сейчас успокоится и придет. Видишь, как Дима вгрызся в банан?

Малой уже умудрился перепачкать нас обоих, хотя я и закрыл свою и его грудь салфетками.

— Называй его Буся, глупый! — хихикает Соня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Но его имя Дима, — указываю я.

— Он будет Димой, когда вырастет. А сейчас он Бусенька. Да, Бусь?

Она с любовью смотрит на брата, который не видит ничего, кроме добычи в своих руках, а я не возражаю дочери. Но с Элей надо поговорить. Не дело это — давать пацану такие слащавые прозвища. Он так и вырастет с ним, знаю я этих женщин. И в десять лет будут называть его Бусей и сюсюкаться как с младенцем.

Через несколько минут папа возвращается за стол, а я понимаю, что Эля исчезла в уборной.

— Рита, займитесь им. Я сейчас, — говорю няне, передавая ей ребенка, и она тут же принимается деловито приводить его в порядок.

Иду в женский туалет, зная, что раз гостей еще нет — там будет свободно, ведь папа снял эту часть ресторана полностью.

Захожу внутрь и вижу, что Эля уже смыла расползшуюся косметику и теперь по новой красит ресницы тушью. Ее лицо покраснело, а губы очаровательно припухли от слез.

— Это женская уборная, — говорит она, глядя на меня сквозь зеркало.

Голос с нотками язвительности, значит, она уже пришла в себя.

— Но здесь никого нет, — говорю игриво, запирая дверь и надвигаясь на нее.

— Серьезно? — спрашивает она. — Будешь приставать?

— Буду, — отвечаю, заключая ее в клетку своего тела, положив руки с двух сторон на столешницу перед ней.

Наши глаза встречаются в зеркале, и я грудью ощущаю, как напрягается ее спина, прижатая ко мне вплотную.

— Я не в настроении для твоих игр, — спокойно выдыхает Эля, кладя тушь в сумочку и доставая помаду.

Я перехватываю ее руку, не давая испачкать губы, прежде чем я попробую их на вкус. Она не вырывается. Просто продолжает смотреть на меня с наигранным спокойствием, хотя я не могу не заметить, как быстро вздымается ее грудь от участившегося дыхания.

— Неужели ты совсем меня не хочешь? — шепчу ей на ухо, прежде чем повернуть ее голову к себе за подбородок и прижаться к мягким губам.

Тело словно прошивает тысячью электрических разрядов. Жадно обнимаю ее за талию, притискивая к себе еще крепче, но упрямица не дает углубить поцелуй, отворачивая голову.

— Не хочу объедки с чужого стола, что в этом странного? — бьет наотмашь словами. — Разве ты согласился бы принять меня после Алика?

Голос Эли дрожит, а глаза снова наливаются слезами. Я отчаянно стону, упираясь лбом в ее макушку и продолжая все так же крепко обнимать.

— Я хотел вернуть тебя до того, как узнал правду об Алике, Эль, — повторяю то, что уже говорил ей. — Когда я понял, насколько ты мне нужна, мне было уже не до мужской гордости. Я бы все тебе простил, понимаешь? Потому что я не могу любить никого другого. Для меня есть только ты.

— Ну, а моя женская гордость не может простить тебя, — говорит она. — Умом я понимаю, что доказательства были против меня, но то, что ты в меня настолько не верил… Мне намного легче простить твоего отца, потому что он был уверен во мне до конца, Демид. Даже когда ты перестал. И как бы то ни было, мы не можем быть больше семьей, потому что, в отличие от тебя, я не могу простить измену. А твои отношения с Лорой иначе не назовешь.

— Эль… — пытаюсь объяснить ей, что не спал с Ларисой, но она не хочет больше слушать.

— Не надо, Демид. Не доводи меня снова до слез. Хватит на сегодня. Что бы ты ни сказал, я не забуду того, что, едва избавившись от меня, ты завел отношения с другой. Тем более с женщиной, которая была вхожа в наш дом, к которой я относилась не только как к тете Сони, но и как к подруге, хоть она и не была настолько близка ко мне, как Ксюша или Аня. Это как в сказке: «Год прошел, как сон пустой, царь женился на другой», но в твоем случае достаточно было месяца или двух.