После России

В начале июня в Париже стояли очень жаркие дни. Несмотря на то что отъезд так долго откладывался, теперь не хватало времени, чтобы собрать вещи. Цветаева спала по четыре часа в сутки и почти не ела, а однажды просто заснула поперек кровати и проснулась только оттого, что ей на голову свалилась вешалка с платьем.

С героем «Поэмы Горы» и «Поэмы Конца» последняя встреча вышла случайной: Родзевич догнал их с Муром на какой-то парижской улице и, подхватив их под руки, пошел посредине. Случайность вышла символичной: напоследок Марина простилась с человеком, который пробудил в ее сердце самые яркие и счастливые чувства за все годы чужбины.

На следующий день они уезжали. Никто их не провожал — «не позволили», поясняет Цветаева в одном из последних писем к Ариадне Берг. «Едем без проводов: как Мур говорит — «ni fleurs ni couronnes» [23]— как собаки — как грустно (и грубо) говорю я. Не позволили, но мои близкие друзья знают — и внутреннепровожают».

По просьбе Цветаевой в последнее утро пришел к ним только Митрофан Айканов — как бы под видом рабочего. Он помог с последней укладкой и увязкой вещей, их оказалось очень много. Но Марине Ивановне пришлось попросить его не выходить к автомобилю, который ждал у входа в отель. Из вестибюля Айканов наблюдал за их отъездом…

О часе отъезда знали только очень близкие друзья, они могли проводить уезжавших мысленно.

Ехать предстояло вначале поездом до Гавра, дальше — пароходом, который увозил в СССР последние партии испанских беженцев.

«До свидания! — в последний раз писала Цветаева Тесковой в Прагу, сидя в вагоне поезда. — Сейчас уже не тяжело, сейчас уже — судьба…»