После сделанного

Екатерина Трофимовна понимающе кивнула и пустилась в довольно подробный рассказ об этой поездке, то есть, что ехала к Децким со своим приятелем в одном из средних вагонов, в поезде никого из знакомых не видели и при всем желании не могли увидеть из-за тесноты, а на перроне в Игнатово к ним первым подошел Данила Григорьевич с женой.

- А в каком часу вы встретились с вашим приятелем? - спросил Сенькевич.

В глазах хозяйки промелькнула смешинка.

- Это совершенно не может иметь отношения к вашим интересам, - сказала она.

- Ну, если это секрет, не буду настаивать.

- Секрета здесь нет никакого, - ответила хозяйка, - это, так сказать, личная жизнь. Мы встретились предыдущим вечером. Видите ли, Олег Михайлович - мой близкий друг. Он здесь ночевал, и отсюда мы в восемь утра направились на базар, купили абрикосов и поехали на вокзал.

- У вас есть машина? - поинтересовался Сенькевич.

- Есть, - сказала Екатерина Трофимовна.

- Наверное, было бы удобнее ехать в Игнатово машиной?

- Конечно, удобнее. Душиться в электричке удовольствие небольшое. Но хотелось отдохнуть; к тому же ужин был, вино. Никто и не приехал машинами.

- Брат Децкого приехал машиной, - поправил Сенькевич.

- Ну, он еще не остыл, - улыбнулась хозяйка. - Что у него там, на счетчике, едва тысяча километров.

- Может быть, вам сильно нездоровится, - спохватился Сенькевич, - а я вас утомляю?

- Нет, ничего. Это почки. Сижу дома, греюсь. Благо, что участковый врач - добрый человек, дает бюллетень.

- Вы работаете заведующей магазином? - спросил Сенькевич.

- Я работаю заведующей комиссионкой, - уточнила Екатерина Трофимовна. - Номер шестнадцать.

- Это, кажется, универсальный комиссионный магазин?

- Да, слава богу!

Крылись, чувствовал Сенькевич, за этой женщиной какие-то тайны, но страха, настороженности, волнения не ощущалось совсем; вопросы его она встречала с безразличием, отвечала внятно и легко; он понял, что у нее есть толковые, безобидные трактовки всему; даже если спросить, откуда она располагает деньгами для покупки дорогих вещей, она ответит без промедления и убедительно, например, что выиграла по лотерее "Волгу", но получила денежную стоимость, и проверка покажет, что она действительно предъявляла к оплате счастливый билет. Крепкая бабенка, подумал Сенькевич. Но где берет эти тысячи? Ведь все это куплено до кражи у Децких. Неужто в комиссионке финтит? Может, и финтит, подумал Сенькевич, но знакомых, по крайней мере, не обкрадывает. Он спросил, хорошо ли Екатерина Трофимовна знала покойного Павла Пташука.

- Да! - односложно ответила Мелешко, и тут повеяло от нее на Сенькевича холодной струей, какой-то нервный центр от этого вопроса замер и оледенел. Это было странно.

- Он не очень меня жаловал, Паша, - сказала Мелешко, словно почувствовала, что Сенькевич удивился. - Ему моя нравственность казалась не строгой. Он был романтического склада - одна любовь, многолетнее страдание по одной любви, верность печальному образу, платонические страсти, словом, всякие такие смешные у взрослого мужчины чувства. Я посмеивалась над ним, называла мальчиком, он меня - совратительницей. Не скажу, чтобы мне это было приятно. Но, впрочем, мы дружили. Его тянуло ко мне. Может быть, потому, что чувствовал себя слабее.

- Почему же он пил? - спросил Сенькевич.

- Он пил не больше остальных, - сказала собеседница. - Во всяком случае, я никогда не видела его пьяным. Подвыпившим часто, но пьяным никогда. Вот по телефону иной раз - язык заплетался.

- А когда вы видели его в последний раз?

- На даче у Децкого, на купалу.

- А позже он звонил?

- Звонил, - сказала Мелешко. - Он звонил в свой последний вечер. Это было в часов одиннадцать. Мне болели почки, я грелась в ванне. Вдруг зазвонил телефон. Олег Михайлович снял трубку и говорит мне: "Тебя Павел зовет". Мне не хотелось выходить из воды, и я сказала передать, что скоро позвоню. Через минут пятнадцать позвонила, но телефон был занят. Потом я позвонила еще раз, вновь - гудки. Теперь жалею, что поленилась подняться, но как раз за минуту до Паши звонил Децкий, я тоже не подошла, и вот так получилось, что не поговорили.

- Жаль! - сказал Сенькевич.

- Да, - вздохнула Мелешко. - Жаль!

Для домашнего свидания разговор был достаточным, Сенькевич решил прощаться. В прихожей он задержался на миг у настенного перекидного календаря зарубежного производства. Календарь предназначался сугубо для дам, поскольку проиллюстрирован был снимками идеальных мужчин; текущий июль олицетворялся выходящим из моря культуристом - два метра ростом, широкие плечи, вздутые мышцы, ни капли жира, перламутровый ряд зубов. "Красивый парень", - сказал Сенькевич. "Картинки!" - с пренебрежением махнула рукой хозяйка. Тут Сенькевич, вспомнив, попросил адрес ее приятеля. Без удивления и нежелания Мелешко назвала адрес Олега Михайловича.