После сделанного

— Есть косвенные свидетельства, что убили. Не мог погибнуть. Уверен, что убили. Хочу знать — кто. А конкретно хочу узнать, кто в вечер убийства отсутствовал дома. И вот от этого вопроса Смирнов бежит как от огня. Я не застал его вечером дома, утром он не пришел на завод, я и поехал сюда по запискам… в засаду.

— Выходит, Смирнов убил Пташука?

— Не знаю, здесь их двое.

— Понятно, — сказал Сенькевич. — А в какой связи это с хищениями?

— С какими? — спросил Децкий.

— У вас в цеху. Замочки и прочее. Ширпотреб.

— Ширпотреб вел Павел. Я не думаю, чтобы он был расхитителем. Не стал бы он мелочиться. Да и недостачи никогда не было. Недостачу ведь скрыть нельзя. Все документы были в полнейшем порядке. Нет, едва ли это возможно…

И тут Децкому стало легко и стало внятно, что так, только так и надо ему держаться впредь — верить в Пашину честность, поразиться, если докажут Пашину вину. А если крыса эта, Петька, и останется жив и начнет вспоминать, что, с кем и за сколько делалось, что, кому и когда говорилось, что и куда сбывалось, то презрительно пожимать плечами — лжет, врет, мстит за поиски убийцы и грабителя. Нечем ему доказать, одни голые слова, а словам без видимых, ощутимых доказательств веры нет. Зато вот что неопровержимо: что его, Децкого, держали с кляпом во рту, избили кастетом, что он пострадал наравне с инспектором розыска. А кого обокрали? А кто искал вора? А кто искал убийцу Паши? Кто вел частное следствие? Факты железные, тут даже Сенькевич подтвердит.

— А если и брал Пташук по мелочам, — сказал Децкий, — уже без разницы, уже не имеет значения.

И скорбно вздохнув, он попросил майора:

— Курить хочется невмоготу. Давайте закурим.

— Никак нельзя, — ответил Сенькевич. — Закурим, а дым сквозь щели — и никто не придет. Скажите, Децкий, а вам хочется, чтобы они пришли?

— А что им остается?

— Да, — согласился Сенькевич, — они вернутся. И это убеждает меня, что нам с вами еще предстоит немало разговоров.

Сенькевич спустился вниз, где Корбов, стоя возле дверей, обозревал сквозь щель окрестности.

— Тишина! — сказал Корбов. — Может, они в город смотались?

— Нет, — возразил Сенькевич, — это для них не спасение. Поищи-ка в кармане, записка там должна быть.

Корбов сунул руку в карман и достал две скомканные бумажки.

— Ну вот, улики, — усмехнулся Сенькевич, расправляя половинки листа. Если сам Смирнов писал, то хоть бы ради них должны возвратиться.

— А вдруг не сам?

— Кто б ни писал — улика. Придут.

Замолчали.

Ни звука не слышалось сверху, где сидел Децкий, и вокруг мельницы словно бы все замерло, только глухо рокотал водосброс.

— Иди-ка к окну, — сказал Сенькевич. — Вдруг они тылами вернутся.

Корбов понятливо кивнул и отправился по указанию. Проскрипели лестница, сухие доски помоста, и вновь настала ровная тягостная тишина.

Сенькевич, став на место Корбова, поглядывал на недалекую опушку, откуда могли появиться преступники, а мысли его текли сами собой, и мысли эти были угрюмые. Он находился в засаде, и ему сейчас припоминались многие другие ожидания, когда так же медленно тянулось время, а неизвестность и ответственность, связанные с задержанием, отзывались таким же глубоким волнением. И вставали в памяти люди, которых приходилось задерживать: это всегда были разные люди — различной силы, храбрости, ума, темперамента, но всех их роднила непонятная Сенькевичу способность быстро и бездумно ударом ножа, дубины, камня сокрушить чужую жизнь и судьбу.

Еще он сердился на себя, что попал впросак, что остался в живых не по своему умению, а случайно, в силу просчета преступников или какого-то их хитрого расчета, который случайно не исполнился, и Сенькевичу хотелось провести задержание умно, с пользой, которая компенсировала бы недавний промах. Почему их двое, еще думал Сенькевич. Что кроется за этими действиями парой? Не супружеская ведь пара. Не с женой Смирнов выступает. Двое мужчин — Корбов приметил. И чем Децкий им навредил? Зачем убийство? Только ли из-за алиби на вечер смерти Пташука? Но и сам Децкий не казался чистым. И уж совсем неприятно выглядели его грубые намеки, что вся вина за хищения окажется на Пташуке, на мертвом — который не может защититься и с которого, мол, не удастся спросить. Но если Децкий настроен защищаться за ширпотреб, то зачем риск убийства Смирнову? Что он и еще кто-то этим выигрывают? Или Децкий и впрямь решил исполнить роль мстителя? Много, много сходилось загадок, которые нельзя было разрешить умозрительно. Сберкнижка, смерть Павла Пташука, нападение на Децкого — все как-то непонятно стыковалось, и все имело разные мотивы. Только какое бы ни готовилось или осуществилось преступление, думал Сенькевич, всегда побуждениями ему служат жадность, страх, ничтожество сердца, злоба или все вкупе. Однако всегда в разных вариантах и комбинациях, продиктованных обстоятельствами и циничным расчетом. Какие же здесь сопряжения? Сберкнижка — из жадности, Пташук — из страха, Децкий — из злобы или тоже со страха. Страха чего? Чего они боятся со стороны Децкого?