После шторма

– Как раз наоборот. Все, сказанное в этом доме, записывается службой безопасности. Они думают, что Кормак – тайный агент. Я говорю об этом только потому, что не хочу, чтобы ты испортила себе жизнь.

Я не думал, что у него это получится, но Кормак таки покраснел под вновь приобретенным загаром. Крикет рассмеялась.

– Папа, какой ты милый и старомодный. Но я смогу позаботиться о себе.

– Я на это надеюсь... хотя два развода за три года говорят не в твою пользу. Обычно я не считаю возможным вмешиваться в твою жизнь, именно потому, что это твоя жизнь. Но Кормак – иностранец, попал в страну нелегально, подозревается в серьезном преступлении.

– Я не верю ни одному твоему слову! Кормак, мой нежный зверь, скажи папе, что у него поехала крыша, что ты не шпион.

– Твой отец прав, Крикет. Согласно вашим законам я нахожусь здесь нелегально, и меня могут выслать в любое удобное властям время. Хочу поплавать.

И он поплыл к буйкам. Я обратил внимание на то, что обвинений в шпионаже он отрицать не стал.

– Подумай об этом, – я протянул Крикет цепочку и последовал за Кормаком.

* * *

Первый же осенний шторм в сентябре разобрался с жарой. Мы наблюдали за съемкой последней серии. В ней участвовал интервьюер. Вдалеке погромыхивал гром, но фильтры звукозаписывающей системы убирали все посторонние звуки.

– Такие суденышки, словно сошедшие со станиц учебников по истории, по-прежнему строятся аборигенами в дальних уголках нашего мира, – говорил интервьюер. – Но вы стали свидетелями того, как этот баркас строился на ваших глазах, и я знаю, что вы, как и я потрясены тем, что эти, казалось бы, потерянные навсегда навыки, дошли до нас из глубин истории и теперь стали всеобщим достоянием. На том позвольте и распрощаться.

– Значит, все закончено? – спросил Кормак.

– Да, завтра мы увезем студию.

– Вы знаете, что несли чушь?

– Разумеется. Но тебе за все уплачено, Чарли, не забывай об этом. Учитывая, что средний психологический возраст телезрителей колеблется в районе двенадцати с половиной лет, никому неохота тратить лишние деньги на повышение качества телепередач для такой аудитории.

– А баркас?

– Собственность компании, Чарли, прочитай контракт. Увезем завтра вместе с остальным.

Кормак положил руку на гладкое дерево борта, погладил его.

– Заботьтесь о нем. Плавать под парусом – такое удовольствие.

– Мы его продадим, Чарли. Предложений хоть отбавляй.

– Ну и ладно, – Кормак повернулся спиной к баркасу, словно забыв о нем. – Бил, если не возражаешь, я бы с удовольствием отдал должное твоему бурбону, пусть его и не сравнить с ирландским виски. Но кто знает, когда в моих руках вновь окажется бутылка «Джейми».

Хлестал дождь и мы пробежали те немногие метры, что отделяли студию до дома.

Крикет пошла в ванную сушить волосы, а я наполнил два стакана.

– За тебя, – поднял он свой. – Пусть твоя дорога всегда будет гладкой и чтоб тебе попасть в рай за год до того, как дьявол узнает, что ты уже там.

– Ты прощаешься?

– Да. Злой человек с кривыми ногами и дурными намерениями, по фамилии Грегори, говорил со мной сегодня. Задавал много политических вопросов... даже больше, чем ты. Он приедет за мной через несколько минут, но сначала я хочу проститься с тобой.

– Так быстро? А насчет этих вопросов, извини. Я просто делал то, о чем меня просили.

– Понятное дело. Благодарю тебя за гостеприимство... сам поступил бы также. Заработанные мною деньги я перевел на твой счет. Все равно не смогу воспользоваться ими там, куда собираюсь.

– Это несправедливо...

– Более чем справедливо, и по-другому быть не может.

Он вскинул голову, и я тоже услышал стрекот вертолета, приглушенный дождем. Он поднялся.

– Я уйду прямо сейчас, до возвращения твоей дочери. Попрощайся с ней за меня. Она – милая девочка. Я только возьму плащ. Больше ничего брать не буду.

Он ушел, оставив меня в печали: осталось невысказанным многое из того, что хотелось сказать. Открылась дверь, из патио вошел Грегори, вода с его плаща закапала на ковер. Кормак не ошибся: ноги не только кривые, но и короткие для его крупного тела. На экране телефона он производил большее впечатление.

– Я прибыл за Бирном.

– Он мне сказал. Пошел за плащом. С чего такая спешка?

– Никакой спешки. Самое время. Мы, наконец-то, додавили английскую полицию. Послали им отпечатки пальцев Бирна с одного из ваших стаканов. Он не тот, за кого себя выдает!

– Я понял, что он – моряк, рыбак, корабельщик или как там они называются.

– Возможно, – в его улыбке веселье отсутствовало напрочь. – Но он еще и полковник ирландской армии.

– А я – старший писарь Береговой охраны. Где здесь преступление?

– Я пришел сюда не для того, чтобы болтать с тобой. Приведи его.

– Я бы не хотел, чтобы мною командовали в моем доме, – огрызнулся я, но пошел за Бирном.

Крикет все еще сушила волосы. Дверь в ванную она не закрыла и крикнула, перекрывая гудение фена: «Сейчас приду». Я заглянул в комнату Кормака. Закрыл дверь, вернулся в гостиную. Сел, отпил из стакана, прежде чем заговорить.

– Его нет.

– А где он?

– Откуда мне знать?

Вскочив, он перевернул стул и выбежал из гостиной.