После смерти (Клара Милич)

Аратов проворно поднялся со стула, поблагодарил за предложение, сказал, что придет непреенно... непременно! - и ушел, унося в душе впечатление тихого голоса, кротких и грустных глаз - и сгорая томленьем ожидания.

13

Аратов в тот же день вернулся к Миловидовым и целых три часа пробеседовал с Анной Семеновной. Г-жа Миловидова ложилась спать тотчас после обеда - в два часа - и "отдыхала" до вечернего чаю, до семи часов. Разговор Аратова с сестрою Клары не был, собственно, беседой: она говорила почти одна, сперва с запинкой, с смущеньем, но потом с неудержимым жаром. Она, очевидно, боготворила свою сестру. Доверие, внушенное с Аратовым, росло и крепло; она уже не стеснялась; она даже раза два, молча, всплакнула перед ним. Он казался ей достойным ее откровенных сообщений и излияний... в ее собственной глухой жизни ничего такого еще не случалось! А он... он впивал каждое ее слово.

Вот что он узнал... многое, конечно, из недомолвок... многое он дополнил сам.

В детстве Клара была, несомненно, неприятным ребенком; и в девушках она была не многим мягче: своевольная, вспыльчивая, самолюбивая, она не ладила особенно с отцом, которого презирала - и за пьянство, и за бездарность. Он это чувствовал и не прощал ей этого. Музыкальные способности в ней оказались рано; отец не давал им ходу, признавая художеством одну живопись, в которой так мало сам преуспел, но которая кормила и его, и семью. Мать свою Клара любила... небрежно, как няню; сестру обожала, хоть и дралась с ней и кусала ее... Правда, она потом становилась на колени перед нею и целовала укушенные места. Она была вся - огонь, вся - страсть и вся - противоречие: мстительна и добра, великодушна и злопамятна; верила в судьбу - и не верила в Бога (эти слова Анна прошептала с ужасом); любила все красивое, а сама о своей красоте не заботилась и одевалась как попало; терпеть не могла, чтобы за ней ухаживали молодые люди, а в книгах перечитывала только те страницы, где речь идет о любви; не хотела нравиться, не любила ласки и никогда ласки не забывала, как и не забывала оскорбления; боялась смерти и сама себя убила! Она говаривала иногда: "Такого, как я хочу, я не встречу... а других мне не надо!" - "Ну а если встретишь?" - спрашивала Анна. "Встречу... возьму". - "А если не дастся?" - "Ну, тогда... с собой покончу. Значит, не гожусь". Отец Клары (он иногда с пьяных глаз спрашивал у жены: "От кого у тебя этот бесенок черномазый? - не от меня!") - отец Клары, стараясь ее сбыть поскорей с рук, просватал ее было за богатого молодого купчика, преглупенько-го, - из "образованных". За две недели до свадьбы (ей было всего шестнадцать лет) она подошла к своему жениху, скрестивши руки и играя пальцами по локтям (любимая ее поза), да вдруг как хлоп его по румяной щеке своей большой сильной рукой! Он вскочил и только рот разинул - надо сказать, что он был смертельно в нее влюблен... Спрашивает: "За что?" Она засмеялась и ушла. "Я тут же, в комнате, находилась, - рассказывала Анна, - была свидетельницей. Побежала за ней да говорю ей: "Катя, помилуй, что ты это?" А она мне в ответ: "Коли б настоящий был человек - прибил бы меня, а то - курица мокрая! И еще спрашивает? за что? Ничего ему от меня не будет - во веки веков!" Так она замуж за него и не пошла. Тут же скоро она с той актрисой познакомилась - и оставила наш дом. Матушка поплакала - а отец только сказал: "Строптивую козу из стада вон!" И хлопотать, разыскивать не стал. Отец не понимал Клары. Меня она, накануне своего бегства, - прибавила Анна, - чуть не задушила в своих объятиях - и все повторяла: "Не могу! не могу иначе! сердце пополам, а не могу. Клетка ваша мала... не по крыльям! Да и своей судьбы не минуешь..."

- После этого, - заметила Анна, - мы с ней редко видались... Когда умер отец, она приехала на два дня, ничего из наследства не взяла - и опять скрылась. Ей у нас было тяжело... я это видела. По-твм она приехала в Казань уже актрисой.

Аратов начал расспрашивать Анну о театрах, о ролях, в которых появлялась Клара, об ее успехах... Анна отвечала подробно, но с тем же горестным, хоть и живым увлечением. Она даже показала Арато-ву фотографическую карточку, на которой Клара была представлена в костюме одной из ее ролей. На карточке она глядела в сторону, словно отворачивалась от зрителей; перевитая лентой густая коса падала змеей на обнаженную руку. Аратов долго рассматривал эту карточку, нашел ее схожей, спросил, не участвовала ли Клара в публичных чтениях, и узнал, что нет; что ей нужно было возбуждение театра, сцены... но другой вопрос горел у него на губах.

- Анна Семеновна! - воскликнул он наконец не громко, но с особенной силой, - скажите, умоляю вас, скажите, отчего она решилась на тот ужасный поступок?...

Анна опустила глаза.