– Мы только что помирились – думаешь, это хорошая идея?
– Ты остаешься здесь. Это не обсуждается.
– Ты, похоже, что-то перепутал, раз говоришь со мной таким тоном, – говорю я и приподнимаюсь на локте, чтобы посмотреть на него. Слегка качаю головой и улыбаюсь. – Вообще, я не очень-то хочу возвращаться в общежитие. Просто хотела узнать, что ты скажешь.
– Что ж, – отвечает он, так же приподнимаясь и копируя мою позу, – я рад видеть, что ты снова стала сварливой.
– А я рада видеть, что ты снова стал грубить. Я уж начала волноваться, что после романтического письма ты потерял хватку.
– Еще раз назовешь меня романтическим, и я возьму тебя прямо здесь – и неважно, что в другой комнате мама.
Я в изумлении смотрю на него, а он смеется так громко, как никогда раньше не смеялся.
– Я пошутил! Видела бы ты свое лицо! – хохочет он.
И не могу не рассмеяться вместе с ним.
Когда мы успокаиваемся, он признается:
– Наверное, сейчас не лучшее время для смеха – после всего, что случилось.
– Может, именно поэтому нам и нужно посмеяться. – И так всегда: сначала мы ругаемся, затем миримся.
– Наши отношения просто ненормальные. – Он улыбается.
– Да… совсем немного. – Не отношения, а какие-то американские горки.
– Но больше ничего подобного, хорошо? Обещаю.
– Хорошо. – Я наклоняюсь и быстро целую его в губы.
Но быстрого поцелуя недостаточно. Им невозможно ограничиться. Я снова прижимаюсь своими губами к его и не спешу прерываться. Мы одновременно приоткрываем рот, и я чувствую его язык. Я запускаю пальцы в его волосы, а он притягивает меня к себе и сажает сверху, продолжая играть своим языком с моим. Несмотря на всю запутанность наших отношений, наша всепоглощающая страсть ничуть не утихла. Я начинаю двигать бедрами, прижимаясь к нему все сильнее, и губами чувствую, как он улыбается.
– Думаю, пока достаточно.
Я киваю и кладу голову ему на грудь, наслаждаясь его объятиями и его руками, сложенными у меня на спине.
Несколько минут мы лежим молча, а потом я говорю:
– Надеюсь, завтра все пройдет хорошо.
Он не отвечает. Я поднимаю голову и вижу, что его глаза закрыты – он спит, слегка приоткрыв рот. Должно быть, он дико устал. Как, собственно, и я.
Я слезаю с него и смотрю на часы. Половина двенадцатого. Я снимаю с него джинсы – осторожно, чтобы не разбудить, – а затем ложусь рядом с ним. Завтра Рождество, и мне остается лишь молиться, чтобы праздник прошел удачно.
Глава 45
– Хардин, – тихо говорит Тесса.
Я недовольно бормочу и вытаскиваю руку из-под ее спины.
Затем хватаю подушку и накрываю ей голову.
– Нет, я пока не собираюсь вставать.
– Мы и так проспали, нам пора собираться. – Она забирает у меня подушку и бросает на пол.
– Останься со мной в постели. Давай все отменим. – Я тянусь к ее руке, и она ложится на бок, прижимаясь ко мне.
– Мы не можем отменить Рождество. – Она смеется и целует меня в шею. Я придвигаюсь к ней и прижимаюсь своими бедрами к ее, но она игриво отстраняется. – Нет-нет. – Она упирается рукой мне в грудь, чтобы не дать мне забраться на нее сверху.
Она встает и оставляет меня в постели одного. Думаю, не пойти ли за ней в ванную – просто чтобы побыть рядом. Но кровать такая теплая, что я остаюсь лежать. Я все еще не могу поверить, что она здесь. Она простила и приняла меня таким, какой я есть, и это не перестает чертовски удивлять меня.
Это Рождество будет совсем другим. Меня никогда особо не интересовали подобные праздники, но, увидев, как лицо Тессы светится от счастья, когда она наряжает эту дурацкую елку дико дорогими игрушками, я понял, что все не так уж плохо. Как и то, что моя мама тоже здесь. Кажется, Тесса ее просто обожает, да и мама не в меньшем восторге от моей девочки, чем я сам.
Моей девочки. Тесса снова моя девочка, и я провожу Рождество с ней – и с моей ненормальной семьей. Серьезная разница по сравнению с прошлым годом, когда в этот день я просто напился до чертиков. Пару минут спустя заставляю себя встать и пойти на кухню. Кофе. Мне нужен кофе.
– С Рождеством, – поздравляет меня мама, когда я захожу на кухню.
– И тебя тоже. – Я иду к холодильнику.
– Я сварила кофе.
– Я вижу. – Я беру пачку хлопьев с холодильника и кофейник.
– Хардин, прости за то, что я сказала вчера. Знаю, тебя разозлило, что я согласилась с мамой Тессы, но ты должен понять, что это было обоснованно.
Дело в том, что я действительно понимаю, что у нее были на то основания, но не ей, черт возьми, решать, остаться Тессе или уйти. После всего, через что мы с Тессой прошли, нам нужно, чтобы хоть кто-то был на нашей стороне. Такое чувство, что все настроены против нас обоих, поэтому мне нужно, чтобы мама за нас вступилась.
– Просто ее место рядом со мной, мама, и нигде больше. Только со мной.
Я беру полотенце, чтобы вытереть пролившийся кофе. На нем остается коричневое пятно, и я уже представляю, как Тесса ругает меня за то, что я взял не то полотенце.
– Я понимаю, что это так, Хардин. Теперь понимаю. Прости меня.
– И ты меня. Прости, что я все время веду себя как засранец. Я не специально.