И кто — Геннадий Рагозин, который привык к вниманию самых красивых девушек на заводе и гордился своей неприступностью. Было от чего страдать! Жалость приводила Геннадия в бешенство, он предпочел бы насмешки. Втайне он начал подумывать, не уйти ли ему с завода. Завербоваться куда-нибудь и махнуть на север, на юг, не все ли равно. Веру он видеть не мог. Она стала совсем другая. Даже совещание у Логинова, полное оправдание ее и назначение руководителем группы не вывели ее из состояния тупого безразличия. Вначале ему казалось, что это болезнь, это от усталости. Постепенно он убеждался, что ее слова тогда, в технологической чертежной, были сказаны не зря, она все более укреплялась в своем равнодушии, словно и впрямь махнув рукой на все прежние принципы, уже ничему не веря и над всем отчужденно посмеиваясь. Вера стала ярко красить губы, нежное лицо ее погрубело. На комитет она являлась неаккуратно, сидела скучная, не выступала и, когда ее спрашивали, говорила: «А я как все, присоединяюсь».
…И Тоня тоже предпочла бы обратиться к кому угодно, кроме Веры. Просить эту «особу» было унизительно. «Только ради Игоря, только ради него», — убеждала она себя, отправляясь в комитет, где они договорились встретиться. С чего начать? Как держаться? Она надела простое черное платьице, потом накинула яркую косынку, чтоб не показаться приниженно скромной, затем сняла косынку, чтоб не выглядеть вызывающей.
К счастью, в комнате посторонних не было. Галя Литвинова где-то в углу шуршала бумагами, стучала на машинке, и никто их не слушал.
Вначале Вера разглядывала ее с бесцеремонным любопытством, затем глаза ее стали холодными, пустыми, и Тоня сразу почувствовала неловкость и бесцельность своих слов. Тоня все еще надеялась, что Вера спросит, как они там устроились, и тогда она рассказала бы о тамошнем житье, и Вера поняла бы, что она наделала. Встречая Тоню, все спрашивали ее об этом, и Вера обязана была спросить, но она молчала. Тоне пришлось начать самой. Было стыдно, противно и прежде всего несправедливо, потому что все случилось из-за Веры, а теперь Вера получила чертежи от Игоря и должна была хотя бы просто сказать спасибо. А она даже не поблагодарила. И то, о чем Тоня могла со слезами рассказывать своим подругам в КБ, не шло у нее с языка. Все ее самолюбие сейчас восстало, заставляя держаться все более язвительно. Дело, конечно, не в бытовых условиях. Игорь и Тоня оба люди рабочие, не какая-нибудь капризная интеллигенция: и тут они не в роскоши жили, не у родителей за пазухой. Надо так надо. Плохо только, что Игорь теряет квалификацию, особенно горько, что ему не удастся участвовать в реализации своего автомата. Он так много вложил труда, так мечтал…
Вера по-прежнему молчала. Большие, без блеска глаза ее смотрели неподвижно, ничего не выражая.
Тогда Тоня напрямик спросила: используется ли предложение Игоря, все, что он прислал?
— Не знаю, — помедлив, задумчиво сказала Вера.
— То есть как не знаете? — возмутилась Тоня. — Вы смотрели? Годится оно? Или вы, может быть, станете доказывать, что оно не пойдет?
Болезненное движение прошло по лицу Веры.
— Допустим, пойдет, — медленно, сказала она. — Что ж дальше?
— А то, что тогда надо Игоря вызвать.
— Возможно, — безучастно согласилась Вера. — Это уж дело не мое. Обращайтесь к директору.
Тоня ожидала чего угодно: насмешек, торжества, — но это холодное равнодушие было оскорбительней всего.
— А вы, значит, ничем не поможете? Используете спокойненько его автомат и сделаете вид, что так и было? Здорово, честно? Да, Лосев правильно предупреждал меня. А я, чудачка, не верила ему. Считала, он клевещет на вас…
Вера усмехнулась, презрительно скривив губы. От негодования Тоня резко выпрямилась. Эта мумия смеет презирать ее! Голос ее зазвенел, напряженный до предела.
— Так вы отказываетесь помочь?
— Обращайтесь к директору, — спокойно повторила Вера.
— Понятно. Понятно, почему вы отказываетесь, — произнесла Тоня, уже не слыша своего голоса, а слыша только бешеный стук в висках. И вдруг торжествующе засмеялась. Она смеялась долго, успокоенно, громко, безжалостно оглядывая Веру, ее неуклюжую фигуру с худенькими ключицами, ее неумело накрашенные губы.
Прозрачное лицо Веры начало бледнеть еще сильнее. Тоня смеялась мстительно, победно. Они посмотрели друг другу в глаза, и мелкие ярко-красные пятна вспыхнули на щеках Веры. И хотя все было понятно, Тоня не удержалась;
— Боитесь, как бы я в городе не осталась?
Вера судорожно усмехнулась;
— Вот видите, значит, не в моих интересах помогать вам.
Она изо всех сил пыталась изобразить этакую циничную, неуязвимую особу, но Тоня только смеялась: не так-то легко ее обмануть, она попала прямехонько в цель. Она встала, расправила на груди косынку, ликующая, жалея лишь о том, что не надела свое зеленое платье с вырезом.
…Катя, выслушав подробности об этом свидании, трезво поинтересовалась результатами, на чем договорились.
— Ни на чем, — вздохнула Тоня. — Но факт, что она использует автомат Игоря. Ух, какая дрянь бесчеловечная! Ничего, зато она запомнит меня! И чего Генька нашел в ней?