После свадьбы жили хорошо

И только Забелкин не может успокоиться. Махнул рукой на пожарников, перестал ругаться с ними; все отступились от горящего дома, но Забелкин не отступился. Идет на приступ. В руках у него багор на длинном черенке, и, упершись этим багром в верхний венец, всклокоченный, в распоясанной тлеющей рубахе, хрипло вскрикивая, Забелкин раскачивает огненную стену, хочет разнести ее по бревнышку… Он заметил Лопатиных, он знает, что они стоят на дороге, иногда он оборачивается к ним — и страшен, гневен взгляд его воспаленных глаз…

Никто, никто в деревне не видел Забелкина праздным. Уж такой человек Забелкин — всегда в хлопотах.

Утром подымается с петухами, соседи еще сны досматривают сладкие, а Забелкин уже копошится во дворе, что-нибудь сколачивает, ремонтирует, улучшает. Образцовое у него хозяйство, но не довольствуется Забелкин достигнутым. Не покладает рук.

В девятом часу, торопливо поскребя щетину бритвой, надев черный галстук, несмятую фетровую шляпу, сидящую горшком, Забелкин спешит в поселковый Совет. Когда-то, несколько лет назад, выбрали Забелкина депутатом, и он привык руководить. Давно кончились депутатские полномочия, но Забелкин все равно активен. Работает на общественных началах.

Придерживая руками какие-то папки, газеты, тетрадки, приседающей походочкой бежит Забелкин по деревне, и тут его не останавливай: «Некогда, некогда!»

Воротясь домой, снимает галстук и шляпу, из общественного деятеля превращается в чернорабочего. Обкапывает яблони, окучивает землянику, возводит компостные бурты, поливает грядки, — и так до сумерек, до куриной слепоты в глазах. А вечером еще надо подежурить в клубе, надо разок-другой пройтись по засыпающей деревенской улице, охраняя общественный порядок.

— Трудись! — внушает Забелкин старшему сыну Веньке. — Труд воспитывает! Понятно? Только труд превратил обезьяну в человека.

Венька, мальчик очень развитой для своих лет, начитанный, но ленивый и толстый, заявил однажды:

— Пап, земляные черви работают по двадцать четыре часа в сутки. Но в людей почему-то не превращаются!

Забелкин не стал спорить. Глупо в таких случаях спорить. В армии, например, существует мудрая заповедь: «Не умеешь — научим, не хочешь — заставим». Забелкин применил эту заповедь, и сын Венька трудится теперь, как нанятый.

— Вырастет — благодарить будет!

Проходя мимо лопатинской усадьбы, Забелкин невольно оглядывался, — и когда видел музейное кресло в дремучих лопухах, Сашу и Любу, играющих в мячик, — обидно ему делалось и противно. Молодые, здоровые люди — а бездельничают, будто круглый год у них отпуск…

— А дом — тоже ремонтировать не будешь? — спросил он Лопатина.

— Нет, — сказал Саша. — Какой смысл?

— Нету, значит, смысла?

— Конечно. Зачем мне, Семен Степаныч?

— Чтобы жить по-людски! — закричал Забелкин. — Будут дети — чтобы детям оставить, понятно?! Эгоист!

— Ну, — сказал Саша, — я надеюсь, дети будут иначе жить… Совсем иначе.

Вертел пуговицу на своей дешевой рубашечке и смотрел на Забелкина с нахальной жалостью. Будто плохо живет Забелкин, будто не нужен детям забелкинский дом (с водяным отоплением, с теплой уборной, с холодильником и телевизором).

— Умней других хочешь быть? Выставляешься?

— Да нет же, Семен Степаныч.

— Вижу. Эх, обучили вас на свою же голову!

Весной Саша отказался опрыскивать сад. Его, видите ли, не интересует урожай, не нужна малина и смородина.

— Вот что, — сказал Забелкин. — Хочешь свой дом гноить — валяй. Разрушай, как угодно. А сад — общественное дело: из твоего сада вредители по всей деревне разлетаются, и мы не будем терпеть. Не дадим разводить заразу!

— Но бессмысленно же.

— Что еще — «бессмысленно»?!

— Опрыскивать, — терпеливо пояснил Саша. — Вы каждую весну опрыскиваете. Все ядом залито, земля отравлена… От яблок, наверное, дустом пахнет…

— Агроном! Специалист! Что же — пусть вредители размножаются?! Боишься дуста понюхать?!

— Не боюсь, а просто…

— Просто обленились! Вот что! Лень руки поднять — для своей же пользы!

— Смысл-то какой? — сказал Саша. — Здесь опрыснете, а вредители с деревьев налетят. Вон из рощи, с берез у дороги. Всю округу ядом не облить, Семен Степаныч!

Саша плохо знал Забелкина. При желании все можно сделать, — Забелкин взял и договорился, чтобы прислали специальную машину со станции защиты растений. Приехал в деревню современный агрегат, весь закрытый, темный, мрачный, как катафалк; заревели двигатели, из форсунок позади машины попер, винтом закрутился горячий отравленный туман. На совесть работал шофер, получивший дополнительное вознаграждение. Машина кружила по деревне, затопляя удушливыми клубами сады, придорожные кустарники, деревья; березовая рощица до вершин скрылась в табачно-желтом тумане… Не только насекомые, не только жуки да блошки — птицы сдохли.