— Значит, всего две… — Васька облизал бледные губы. — А вы их… проверили?
— Проверил.
— Ну?
— Вот тебе и «ну», баранки гну… Не закрепили вы эти розетки. Проволоку-то не затянули, а разве на растворе удержится? Кто это из вас умудрился?
— Скажи-ка! — удивленно протянул Васька. — Вроде не могли мы забыть…
— Точно говорю. Дырки под проволоку сделаны, а самой проволоки нет. Схалтурить надумали, братцы, да боком вышло.
— Чего нам халтурить!
— Чего другим, то и вам.
— Из середины потолка упали, да? — спросил Васька, и Гусев понял, о чем тот раздумывает. Если розетки свалились из середины потолка, то будет очень трудно выяснить, кто именно их прикреплял.
В тот день Васька работал с двумя напарниками — Маратом Буяновым и Мишей Лутанусом. Сначала крепили розетки по углам, каждый на своем участке, затем отодвигались все дальше и дальше к центру потолка. В самом же центре лепщики работали вместе, на общих подмостях, помогая друг дружке. Кто-то привязывал проволоку к железному костылю, торчащему из кессона, кто-то провертывал дырки в розетках, кто-то ставил эти розетки на место, закручивал проволоку и подмазывал гипсом. Спроси теперь, лепщики и сами не вспомнят, кто какую операцию производил.
— Да, вот и разыскивай виноватого, — сказал Гусев, жалостно глядя на Ваську. — А искать придется. Утром Сипягин звонил, грозится… ну, это самое… под суд отдать.
— Чего, всех троих?
— Следователь разберет кого.
— Неужто мы проглядели? — в тихом Васькином голосе было столько изумления, что Гусев перестал думать о злом умысле. Да, верней всего, ребята не собирались халтурить. Наверно, кто-то из них просто забыл укрепить розетку. Проморгал, это бывает. А теперь вот надо расплачиваться, и в первую очередь Гусеву. Старый приятель Сипягин не упустит случая, отведет душу. Строители и впрямь затянули ремонт, больше года держали Дом культуры закрытым. Но не он же, прораб Гусев, тому причиной! И в истории с розетками он ни при чем, а ругать все равно будут: где надзор, дескать, где проверка? И не оправдаешься, хотя дураку ясно — закрепленную розетку от незакрепленной разве только рентгеном отличишь. Да пусть бы ругали, пусть бы крыли — не это страшно. Самое главное — «химия» обнаружится. Ох и начнется же тогда разбирательство…
— Вот что, Егоршин, — сказал прораб. — Жалко мне тебя, да и вообще вы ребята… как это говорится?.. свои в доску. Надо что-то придумать, выручить вас. Есть одна мыслишка, давай посоветуемся… Вот представь, что розетки были с трещинкой. Или расслаиваться начали, к примеру. Или штукатурка под ними… это самое… В общем, как в газетах пишут, потолок — это «плод работы всего коллектива». И если тяпнулись розетки, так ведь можно разные причины найти, почему они тяпнулись. Десяток причин… Глядишь — мы и остались в сторонке. Можно ведь, а? Конечно, только по-умному, без дураков.
— Сан Сергеич, — медленно проговорил Васька, и Гусев сначала не уловил его интонации. — Но ведь это же мы виноваты? Правда ведь?
— Ну и что?
— Так не стоило бы, Сан Сергеич, на других-то.
Васька сказал это с огорчением. Гусев наконец разобрал интонацию: Васька говорил так, словно Гусев обидел его своим предложением. Словно Ваське горько и неприятно. Ах ты, елки-моталки!..
Если бы можно было, Гусев рассказал бы ему обо всем. О том, как разуверился в самом себе и как это страшно. Рассказал бы о приписках. О кривой стенке. О том, что в нарядах за июль указаны такие работы, каких на самом-то деле и не было. Наконец, рассказал бы Гусев о той череде воскресений, что мерещится ему словно привидение… Пусть попробовал бы сопляк Васька остаться честным и принципиальным!..
— Не надо, Сан Сергеич, — повторил Васька. — Зря это.
— А ты представляешь, что тебе могут припаять? Голова твоя пустая.
— Другим-то еще хуже. Совсем зазря.
— Я ж толкую: по-умному надо, чтоб под монастырь не подводить никого.
— Не, Сан Сергеич. Как же так. Если не мы, так другие будут виноваты.
И опять уловил Гусев обиду и горечь в словах Васьки, и на какой-то миг показалось прорабу, что если бы Васька знал всю подноготную — и о нарядах, и о моделях, — то все равно звучала бы в его словах обида.
Гусев начал помаленьку злиться. Он опять было приступился к Ваське, начал повторять доводы, но в это время появились в палате Васькины товарищи. Марат Буянов и Миша Лутанус осторожно пробирались между коек, косясь на удивительные медицинские аппараты.
Сначала поговорили о Васькином самочувствии, о докторских прогнозах, о домашних делах. Потом Гусев нетерпеливо изложил все то, что уже было известно Ваське. И когда дошли до поисков виновника, Миша Лутанус нехотя сказал:
— Да ну, ребята, чего вы в самом деле. Я это виноват. Заявлю завтра всем, и кончено.