После заката

Патрон, валявшийся здесь же, попался на глаза случайно. И принесли его сюда тоже явно случайно, наверняка вместе с прилипшей к снаряду или к «летучке» землей, — больше ни единого боеприпаса от стрелкового оружия не видно. Кирилл поднял, осмотрел: от русской трехлинейки, капсюль вмят, но пуля на месте — значит, осечка, боец матернулся, передернул затвор, выбрасывая этот и досылая новый патрон… Или не передернул, сраженный осколком брата-близнеца валяющихся здесь снарядов.

Находка отправилась в карман, маленький сувенир на память…

Что у нас дальше? Один-единственный снаряд от «флака», незнамо каким ветром сюда занесенный… А это… Вот это уже интересно…

Он задумчиво созерцал два ряда снарядов. Советских снарядов. От 152-миллиметровой гаубицы. Попробовал сосчитать, дошел до двадцати трех и сбился, ряды были выложены достаточно небрежно, наезжали друг на друга…

Значит, по гриве отработала не только немецкая, но и наша артиллерия? Случается… В Зимнюю войну, как хорошо знал Кирилл, неоднократно бывало: советские дальнобойные пушки продолжали громить финские позиции, уже занятые своей пехотой. Обычная неразбериха, плохо налаженные связь и взаимодействие…

В любом случае, трофейные русские 152-миллиметровки никогда на вооружение вермахта не поступали.

Или имела место ситуация в духе патриотических фильмов старых лет? Последние погибающие ополченцы вызвали огонь на себя? Кирилл недоверчиво хмыкнул. (Патриотические фильмы он недолюбливал. Как, наверное, и любой, хорошо знакомый по мемуарам и старым документам с истинным положением дел…)

Но даже если все обстояло именно так, если найдутся тому свидетельства, в книге все равно необходимо будет рассмотреть и еще одну версию — сенсационную, с пряным запахом СТРАШНОЙ ТАЙНЫ.

Наша артиллерия била по своим СПЕЦИАЛЬНО!

Чем не вариант? Кому-то, в дикой спешке сформировавшему в Ленинграде дивизию-дублера, как кость в горле мешали упрямые ополченцы в Загривье, никак не желающие умирать, не оставляющие попыток пробиться к своим. И свои стали хуже чужих: из-за линии фронта, с одной из артпозиций Лужского рубежа, полетели сорокакилограммовые «чемоданы», добивая упрямцев…

Кстати, если здесь отработали гаубицы МЛ-20 (а так, скорее всего, и случилось) — это характеризует уровень принятия решений: вовсе не командир соседней кадровой дивизии приказал поддержать огнем ополченцев, а его подчиненные немного промазали… И не командир корпуса проявил самодеятельность… МЛ-20 — артиллерия, подчиненная командующему армией. А то и сам РГК…[1] Решение об артналете вполне мог принять человек, пославший на верную смерть пятнадцать тысяч необученных добровольцев.

Эх, красивая версия вырисовывается… Конечно, патриоты-резуновцы снова взвоют, как гиены в течке: мы, мол, в сорок первом были ух и сильны! сильнее всех в мире, да не повезло чуть-чуть, а то бы мы уж… а он, Кирилл, дескать, злопыхатель и очернитель советской мощи и сталинского гения.

Ладно, не привыкать, отобьемся…

2

Вторую воронку, меньшую по размерам, но тоже служащую складом находок «черных следопытов», он обнаружил тем же самым способом, — пойдя по натоптанной тропинке.

Но лежали тут не боеприпасы…

Кирилл долго стоял на краю воронки без единой мысли в голове. Мозг отказывался осмысливать увиденное, отказывался — и все тут.

Лежали здесь останки. Останки, с которыми кто-то обошелся самым варварским, самым бессмысленно-жестоким образом.

Не скелеты… И даже не разрозненные кости…

Обломки, мелкие осколки костей — огромная груда на дне.

Свиноферма… Конечно же, это отходы со свинофермы, — ухватился Кирилл за спасительную мысль. Надо уйти отсюда, — понял он. Уйти, и забыть, и не задумываться, кому и зачем потребовалось так дробить свиные косточки… И о том, когда эти косточки успели так потемнеть, некоторые даже подернуться зеленым налетом, — тоже не задумываться… Отходы свинофермы, и точка.

Он не смог.

Не смог уйти, не смог заставить себя поверить в спасительную «свиную» версию…

Здесь лежали люди. То, что осталось от людей. Вон тот обломочек нижней челюсти, кость с двумя потемневшими зубами, что лежит совсем рядом, чуть не под ногами, — разве может он принадлежать свинье?!

Видел он не далее как вчера свинские зубы — в оскаленной пасти мадам Брошкиной…

Люди…

За что же вас так?! Кто же вас так ненавидел, что загнал на смерть — и продолжил убивать после смерти?!

Хотя нет, едва ли палачи третьей ДНО виноваты еще и в ЭТОМ, изломы костей свежие…

Способ, которым измывались над павшими, сомнений не вызывал, — вывернутый давним взрывом из земли гранитный валун-наковальня (из-за него-то наверняка и выбрали именно эту воронку), рядом валяется здоровенная кувалда…

Родительский день завтра, сказало им ангельское дитя, дробя на куски крысиные косточки.