После заката

Снова встретились мы в 1987-м. Рут, помню, уехала за покупками, а я стриг газон, уговаривая себя, что боль в затылке вовсе не предвещает мигрени. Они начались у меня с тех пор, как мы побывали у мальчика в «Целительных рощах». Правда, о нем я даже не думал, лежа в зашторенной комнате с мокрой тряпкой на лбу. Я думал о девочке в инвалидной коляске.

В другой раз мы проведали женщину в больнице святого Иуды. Когда я поцеловал ее, она взяла мою руку и положила на левую грудь – вторую врачи уже отняли. «Я вас люблю, мистер», – разобрал я сквозь слезы, и… не нашелся, что сказать в ответ. Мой провожатый стоял в дверях: ноги на ширине плеч, руки за спиной. Парадная стойка.

В следующий раз он объявился нескоро: стоял декабрь 1997-го. С тех пор я его не видел. Тогда меня мучил артрит – впрочем, как и сейчас. Его армейский «ежик» поседел, от углов рта протянулись две резких черты, как у куклы чревовещателя. Он доставил меня к эстакаде трассы I-95 на севере города, где «форд-эскорт» столкнулся с панелевозом. «Эскорт» смяло изрядно. Дежурные «скорой» пристегивали к носилкам его владельца, мужчину средних лет. Полиция допрашивала водителя грузовика – он как будто не пострадал, хотя и выглядел ошарашенным.

Врачи уже захлопнули двери за носилками, когда морпех сказал:

– Давай! Шевели ногами!

И я по-стариковски затрусил к тылу «скорой помощи», а он побежал вперед, окликая врачей:

– Эй! Эй! Это не браслет[54] упал?

Те обернулись посмотреть, один из дежурных и полицейский, который до этого беседовал с водителем грузовика, пошли туда, куда указал мой спутник. Я открыл задние двери «скорой» и полез внутрь, к голове пострадавшего, хватаясь за отцовские карманные часы, подарок на свадьбу. Я с ними не расставался, носил на золотой цепочке, пристегнутой к ремню. Однако возиться было некогда – пришлось ее порвать.

Человек на носилках воззрился на меня из темноты. Сломанная шея выпячивалась сзади лоснящимся бугром, похожим на дверную ручку.

– Черт, я не чувствую ног, – произнес он.

Я поцеловал его в уголок губ (это место, наверное, было моим особенным) и попятился назад, как вдруг меня схватил кто-то из медиков.

– Вы что тут вытворяете? – вскинулся он.

Я показал на свои часы, которые положил рядом с койкой.

– Вот, валялись в траве. Подумал, он будет искать, – ответил я, зная, что пока водитель «эскорта» придет в себя, увидит незнакомые часы с чужим именем под крышкой и успеет от них отказаться, мы будем уже далеко. – А вы нашли его браслет?

– Это была какая-то железка, – раздраженно скривился врач. – Давайте идите отсюда. – Потом добавил не так ворчливо: – Спасибо за часы. Могли бы себе оставить.

Еще бы. Я их любил. Нет, не так: у меня ничего больше не осталось.

– Ты в крови испачкался, – заметил морпех по дороге домой. Мы сидели в его машине, непримечательном седане «шевроле». На заднем сиденье лежал собачий поводок, под зеркалом болталась медаль святого Христофора на цепочке. – Отмойся, как приедешь.

Я ответил, что так и сделаю.

– Больше ты меня не увидишь, – сказал он.

Я подумал о негритянке и ее словах. Вспомнил о них после стольких лет.

– Значит, конец моим мечтам?

Морпех озадаченно замер, пожал плечами.

– Конец службе, – сказал он. – Про мечты мне ничего не известно.

Я задал ему еще три вопроса до того, как он высадил меня и исчез из моей жизни. Ответа я не ждал, но все же получил.

– Эти люди – они потом так же лечат других? Поцелуют, и все пройдет?

– Одни – да, – ответил морпех. – Так уж сложилось. Другие – не могут. – Он снова пожал плечами. – Или не хотят. Это узкий круг.

– А вы знаете девочку по имени Аяна? Хотя теперь она, наверное, совсем большая.

– Аяна умерла.

У меня сердце упало, хотя и недалеко. Наверное, я это подозревал в глубине души. И снова задумался о девочке в инвалидной коляске.

– Странно, ведь Аяна поцеловала отца, а меня только тронула. Так почему это передалось мне?

– Потому что передалось, – ответил он и свернул к моему гаражу. – Вот и приехали.

Тут меня осенило.

– Приезжайте к нам на Рождество, – сказал я. Бог весть почему меня обрадовала эта идея. – Отпразднуем вместе. Мы всегда много готовим. Скажу Рут, что вы – мой кузен из Нью-Мексико. Я никогда ей не говорил, что у меня в роду военные. С нее было достаточно истории с отцом. Даже более чем.

Бывший морпех улыбнулся. Может, такое и раньше случалось, но в моей памяти отложилась только эта улыбка.

– Извини, друг, но, наверное, я – пас. Хотя за приглашение спасибо. Просто я не праздную Рождество – атеист.

* * *