После заката

…понятно, пора уходить. Хватит с меня. С кустами что-то произошло, что-то их искорежило. Некий катаклизм в природе привел к отравлению почвы, ну так мне-то какое дело? Кусты – это вообще ерунда, главную роль здесь играют камни. Их восемь. Ты провел эксперимент и обнаружил, что мир таков, каким ты и хотел его увидеть, каким ты его знал и каким он всегда был. На поле слишком тихо? Оно тебя угнетает? А чего ты хотел после всех россказней Н. об этом месте? Они, да еще мысли о его самоубийстве давят на твой разум. А теперь вернись в нормальную жизнь; плевать на тишину, на ощущение (оно лишь в твоем воображении; висит, словно грозовая туча) того, что в тишине что-то затаилось. Возвращайся в нормальную жизнь, доктор Б.

Возвращайся, пока можешь.

Я вернулся к дороге. Высокая зеленая трава шипела по джинсовой ткани низким, кашляющим голосом. Солнце палило в шею и плечи.

Меня одолевало желание обернуться. Сильное желание. И, наконец, одолело.

Повернувшись, я увидел семь камней. Не восемь, а семь. Я их дважды пересчитал, чтобы убедиться. И в каменном круге действительно сгущалась тьма, словно туча скрыла солнце. Маленькая такая тучка, такая, что тени хватило только на это место. Нет, на солнечную тень это совсем не походило. А походило на вполне определенную тьму, и она двигалась над желтой, тусклой травой, кружась сама собой и вытягиваясь в сторону бреши, где – я уверен (почти уверен, в том-то и беда…) – раньше, когда я только пришел, стоял восьмой камень.

В голове пронеслось: «У меня нет фотоаппарата, чтобы вернуть камень на место».

И еще пронеслось: «Надо что-то сделать, пока я еще могу убедить себя, что ничего не произошло».

Хорошо это или плохо, судьбы мира волновали меня гораздо меньше, чем утрата связи с реальностью, чем утрата веры в реальный мир. Я ни секунды не сомневался, что видения Н. – полный бред, пока не увидел эту тьму…

Я не мог допустить, чтобы она закрепилась в моем сознании. Чтобы даже коснулась его.

Ключ от поля лежал в конверте, а конверт – надежно припрятан в кармане брюк; полиэтиленовый пакет я все еще сжимал в руке. Не задумываясь, я поднял пакет и посмотрел на камни сквозь него.

Выглядели они кривовато и размыто, даже когда я распрямил пакет, потянув края пальцами. Зато достаточно четко, чтобы я понял – камней восемь, восемь, а не семь, и тьма…

Труба?

Тоннель?

…исчезла! Ну конечно, ее и не было. Признаюсь, опустил пакет не без чувства страха; снова посмотрел на камни. Восемь. Настоящие и полные, как фундамент Тадж-Махала. Восемь.

Возвращаясь к дороге, я справился с желанием обернуться еще раз. А зачем смотреть? Восемь и восемь. И враг остался с носом – это я так шучу.

Решил не писать статьи. Думаю, лучше вообще не возвращаться к этой теме и забыть об Н. Важно, что я туда сходил, заглянул в глаза безумию, которое – уж в этом я уверен – засело в каждом из нас – и в докторе Б., и в бухгалтере Н. Как там говорят? Показать, где раки зимуют? Я сходил, посмотрел, где зимуют раки; это не значит, что я теперь должен нарисовать этих раков. Или, в моем случае, писать про раков.

Ну а если мне показалось, что я увидел что-то еще? Если хоть на мгновение допустить…

Что ж, возможно… Постойте-ка! Это лишь подтверждение того, насколько сильными были видения несчастного Н. Это объясняет его самоубийство лучше, чем могла бы сделать предсмертная записка. Нет, все же некоторые вещи лучше не ворошить. Думаю, передо мной как раз такой случай. Эта тьма…

Труба-тоннель, который увидел…

В любом случае к Н. возврата не будет. Ни статьи, ни книги. Эту страницу необходимо перевернуть. Да, ключ открывает замок от цепи в лесном тупике. Я-то тут при чем? Я этот замок открывать не собираюсь. Выбросил ключ.

«Засим в постель», – как говаривал великий Сэмми Пипс.

Солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего; солнце красно к вечеру над всем полем. Туман встает над травой? Может быть. Над зеленой травой. Не над жухлой.

Андроскоггин сегодня зальется кровью – алая мертворожденная змея, истекающая в материнской утробе. (Интересно!) Хотел бы я взглянуть. Сам не знаю зачем. Признаю.

Я просто устал. Завтра утром все пройдет. Утром я, может, снова захочу написать статью. Или книгу. Только не сегодня.

Засим в постель.

18 июля 2007 года