После магазина доходим до пляжа, по нему всё ещё гуляют парочки, но теперь они мне не мешают и не раздражают, я ведь тоже не одна. Усаживаюсь на песок там, где заканчиваются лежаки и зонтики, так выходит подальше от людей и освещения прилегающей к пляжу улицы. Достаю из пакета и протягиваю Сансету его сырок-батончик, он благодарит и тут же, развернув, сметает лакомство в два укуса. Я даже в темноте понять не смогла, что это такое. Непонятно откуда доносится приятная музыка, медленная, но всё равно ритмичная и немного знакомая, вроде. Ловлю себя на том, что тихонько раскачиваюсь в такт и даже немного поднываю мелодии.
Рядом с песка поднимается Сансет и протягивает мне руку, недоумеваю, куда ему приспичило и зачем, вопросительно вскидываю брови, хотя вряд ли он может рассмотреть моё лицо. А он просто наклоняется и берёт меня за руку, заставляя встать. Всё ещё ничего не понимая, я внезапно начинаю переступать с ноги на ногу, держась за талию партнёра. Ах, да, мы походу танцуем. Мелодия красиво мешается с шумом прибоя, а я уже лет пятнадцать не топталась вот так неловко в незатейливом медляке. Ужасно смущает, на самом деле. К тому же песок совсем не располагает к ловкости и устойчивости. Несмотря на мелкие перешагивания, я всё равно то и дело запинаюсь. К счастью, мелодия замолкает раньше, чем я успеваю фатально оттоптать ноги Сансета или неловко рухнуть на песок. Опускаю руки и снова сажусь на песок. Вай, поклон:
— Спасибо.
Спасибо, солнечный мальчик, за неожиданный, пусть и короткий танец. Мне было очень приятно. Нет необходимости делать разбор чувств, мне просто тепло и приятно. Сансет садится рядом. С тобой очень комфортно молчать, мальчик.
Смотреть на море ночью — это смотреть в никуда. Всё через какое-то время начинает казаться нереальным, даже если огни звёзд едва заметно мигают, а огни кораблей движутся, всё поглощает невероятно глубокая тьма, а свет от города за спиной лишь подчёркивает её глубину. Тьма живая, она то приближается, то удаляется, перекатывая крошечные песчинки. И хочется лечь под её возвратно-поступательные движения, не думая, не надеясь, не оставив ни крошки себя вне этих колебаний.
К нам приближается шумная компания. Кажется, они пьяны, орут что-то, размахивают руками и ногами, прыгают друг на дружку. Может быть, не заметят? Увы, подходят, что-то спрашивают на тайском, Сансет отвечает. Их пятеро, похоже, они все старше мальчика, но сильно младше меня. В лицо ударяет свет фонарика смартфона, заслоняюсь ладонью машинально, раздаётся хохот, обидный и унизительный. Ну да, понимаю — старушка сняла себе мальчика и устроила романтик на пляже. Мне не обидно. За себя — нет, обидно за Сансета, он вскакивает с песка и что-то кричит вслед уже уходящей компании парней. Они оборачиваются, продолжая кричать ему в ответ явно что-то обидное и оскорбительное, мальчик в какой-то момент, словно сломавшись, падает на песок, прижимая колени к груди, утыкается в них лицом и зло шепчет что-то, лупит кулаком по песку.
Пытаясь утешить, осторожно касаюсь его макушки ладонью. Помню, что у тайцев голова священна, просто так трогать её нельзя, но очень хочется его утешить. Голова дёргается под рукой, я соображаю, что можно ведь и по плечу было погладить. И глажу тихонько по напряжённому плечу и выгнутой спине. Не знаю, что там они тебе наговорили, но ты же видишь — они пьяны, а ты ничего такого и не делал. Смотрю, как он сжимает кулаки, как не поднимая головы, стучится в колени лбом. Он не расстроен, он чертовски зол, похоже. Так что же они ему наговорили, интересно?
Через переводчик расспрашивать — как суп палочками хлебать: долго, муторно и не очень понятно. Я не тороплюсь спрашивать, Сансет не торопится отвечать, но постепенно становится понятно, что те парни оскорбляли меня. А он вступился. За меня. Зачем? Начинаю объяснять, что, во-первых, я всё равно не поняла их, а потому и не обиделась. А во-вторых, да, они правы, я намного старше и со стороны всё так и выглядит. Ничего странного, что выпившим это показалось смешным и неуместным. Сансет смотрит на меня, как дитё на киндер, потрясённо моргая. Не понимает. Улыбаюсь ему, вот же, смотри, всё в порядке, а он трясёт головой и взлохмачивает волосы пальцами, всё равно злится, теперь, кажется, ещё и на меня.
— Так они называли меня лягушкой?
— Да, да, лягушкой, а еще земляным червяком!
— Так они называли меня желтой рыбой?
— Да, да, рыбой, а еще земляным червяком!{?}[“Маугли”, диалог Каа и Маугли.]
Наверное, что-то в этом роде.
Смотрю на время и понимаю, что за выяснениями мы провели добрых три часа,
Москву настигает полночь, можно немного пройтись и возвращаться домой. Сую всё
ещё раздражённому Сансету второй батончик, может быть это отвлечёт его от
переживаний.