Если бы не Лилу. Вообще не понимаю, зачем я его притащила. Я в жизни с улицы в дом только гусеницу однажды припёрла в детстве. Коричневую и мохнатую как грузин. Из неё потом вывелась красивая бабочка. Я не испытывала умильности и потребности спасать ни к собачкам, ни к котикам, ни к людям. До вчера. До этого дурацкого и красивого мальчишки, всё-как-я-люблю, матьего! Длинный, тощий, несчастный. Наверное, готовый на всё за нужную сумму денег. Он, может, и да, а я точно нет. Я уже всё. Я больше ни за что, хорош. Ну и что, что все его синяки и косточки, сбитые коленки намекают мне, что я нужна. Враньё, я виртуозно научилась врать себе, но раньше врала честно — ничего у тебя нет и не надо. А сегодня это звучит обречённо: ничего у тебя нет, но так нужно.
Ловлю себя на том, что потихоньку в сердцах расковыриваю щербатый от соли волнолом, аж пальцам больно. Завелась на пустом месте вместо того, чтобы успокоиться. Окстись, Корбан, детка, у нас с ним разница в возрасте почти тридцать лет, мы даже поговорить нормально не можем, только простые рубленые фразы в онлайн-переводчике. И вообще, я же собиралась зарыть в песок и забыть, оставить всё тут. В каком-нибудь покетбуке про любовь я была бы томной прекрасной миллиардершей с точёной фигурой и большой яхтой, которая бы подарила мальчику любовь, диплом Гарварда и карьеру модели. А я могу только плошку риса, пластырь и мазь от синяков. Что тоже круто, ведь про Гарвард и яхту Лилу просто не знает. Эти бесконечные внутренние монологи, мытарства Матильды{?}[Это выражение нашла у одного из пользователей Дайри. ру, уволокла себе.] вязнут в зубах хуже ириски. Нет, сидеть не могу, нужно пройтись.
В Москве полночь. Я напрочь вымотана, браслет говорит, что натоптано двадцать тысяч шагов. Ноги гудят. Пора и домой. В голове наконец-то пусто от усталости. По возвращении как обычно: душ, кровать. Лишь уложив голову на подушку, вспоминаю, что о чём-то забыла. И этот «что-то» сопит справа от меня. Лады, встаю, перебираюсь в кресло, стараясь вытянуть ноги и расслабиться. Мысли и эмоции возвращаются, перемешанные со злостью и раздражением от необходимости учитывать присутствие в номере постороннего человека. Ничего, на этот случай у меня есть одна отличная закладочка на Фикбуке, почитаю до утра.
В номере жарковато, хочется пить, иду к холодильнику за водой и смотрю на пульт кондиционера. Ах ты поросёнок, добавил тепла, а всё равно по уши замотан в одеяло! Убавляю до комфортных мне 23 градусов, возвращаюсь в кресло с бутылочкой воды. За шторами начинается утро. Глаза болят, буквы на экране телефона расплываются, всё, хорош, начиталась. Собираюсь сегодня постирать вещи, нужно и одежду Лилу туда отправить. За небольшие деньги я делаю это в подвале отеля. Спать хочется очень сильно, но я продолжаю слоняться по номеру, собирая вещи в стирку. Браслет намекает на что-то пульсом выше сотни. Перестань нервничать, Корбан, мы не в том фильме, не в том месте и не в то время. В номере становится прохладнее, за окном кто-то из персонала двигает кресла и обрызгивает терраску водой для свежести. В Паттайе утро. На моей кровати спит красивый, но избитый мальчик-проститут. Мне пятьдесят. Что я тут делаю, мама? Надо сходить за едой.
До моего отлёта четыре дня.
Часть 5
Закрываю за собой дверь практически без звука, но мальчик уже сидит на кровати, смотря на меня. Лица не вижу, в номере довольно темно, просто киваю молча и выхожу за едой. Бери больше, неси быстрее, детей положено кормить часто и сытно. Помню из многочисленных дорам и лакорнов, что у азиатов вообще пунктик на еде. Беру какую-то курицу, рис, тыкаю пальцем еще в пару блюд, одно из овощей на пару — мне. И вот это холодное в стакане, спасибо.
Возвращаюсь и застаю аккуратно застеленную одеялом кровать и Лилу, забравшегося с ногами в кресло. Как он это делает со своим отбитым животом, ума не приложу и спросить как — не знаю. Отдаю ему стакан, забираю из пакета контейнер с овощами, палочки, остальное тоже вручаю мальчику. И выметаюсь наружу, пока там ещё хоть немного тень. Забыла воду, возвращаюсь в номер, мальчик смотрит на меня, даже не пошевелившись, кажется, он решил, что я злюсь — глазки и бровки виноватые-виноватые. Беру бутылку воды и попутно улыбаюсь, проходя мимо и подталкивая его руку с пакетом, мол, ешь уже. Наверное, я и правда злая — очень хочу спать.
Снова не доедаю — сил нет. Болит голова, поэтому, решительно наплевав на всё, возвращаюсь в прохладу номера, прижав к голове холодную бутылку. Вешаю на дверь снаружи дорхенгер с надписью «Do not disturb», запираю и подкошенно рушусь на кровать, вынимая шпильку из узла на голове уже лёжа лицом в подушку. Из кармана штанов достаю телефон, наговариваю краткий текст, машу горящим экраном в сторону Лилу, закрываю глаза и кладу телефон наощупь на прикроватную тумбочку. На этом мои полномочия всё.