Стекло. Фарфоровые кости. Герман находился в проектировочном модуле, где Римма хранила свои чертежи. Там, по чертежам, он узнал, что скелет ее нового тела был создан на основе прочного и прозрачного графена с электронно-механическими компонентами. Поэтому кости были прозрачными. Стеклянные кости… графен хорошо проводил тепло и электрический ток. А в груди у нового тела вместо сердца располагался биодвигатель — источник искусственного жизнеобеспечения, который скоро должен был подключиться к ее мозгу. День операции все приближался, но Герман не думал мешать Римме. «Моя месть должна созреть, как созревают на дереве плоды», подумал он.
День операции наступил вечером, 7 августа 1998 года. В этот день солнце не светило, на шоссе, как всегда, было шумно, огни машин таяли в ночной мгле. Римма направилась в операционный модуль вместе с Германом. Пришлось переодеваться в халаты, тщательно все продезинфицировать. Римма включила аппарат и села перед дисковым устройством. Вертушка с хирургическими инструментами заработала, и Римма, стоя в белом халате, села на операционную кровать. Машина сбрила ей все волосы, после чего нанесла черным маркером метку по черепу. Римма лежала под наркозом, пока машины медленно начинали свою работу. Герман с придыханием наблюдал за тем, как машины на дисковом устройстве вскрыли черепную коробку по свежим следам меток маркера, после чего мозг был соединен с новым телом Зверя; его поместили в главный отсек и соединили нервы с отделом управления. Так прошло несколько часов. Новорожденный Зверь с подключенными к его голове электродами еще не пришел в себя. Герман знал, что на восстановление уйдет несколько часов, и он томился в ожидании. Наконец по прошествии долгих часов Зверь открыл глаза. Он лежал на кровати, и его длинный гибкий хвост задвигался из стороны в сторону. Зверь привыкал к непривычной для него обстановке. Герман был восхищен. Ростом около ста восьмидесяти сантиметров и весом в сто тридцать килограмм, Зверь производил сильное впечатление. Его голубые человеческие глаза зажглись ярким голубым огнем, как глаза робота, и их слепящий свет отражался от стен операционной. Зверь вновь печально улыбнулся, попытался встать с кровати на левую ногу, но упал; пришлось какое-то время разрабатывать рефлексы, чтобы вернуть мозгу управление над всеми частями тела. Римма была мертва, уже теперь по-настоящему. Герман гордился своим «творением». Ведь это он создал Послечеловека. Он, не намеревавшийся совершать ничего гениального, создал Послечеловека из праха, из пепла…
Прошло две недели с момента операции. Зверь вынес из лаборатории на солнечный свет бальзамированные человеческие останки Риммы. Они с Германом пробрались сквозь лесную чащу на заброшенное кладбище, где высоко в небе сиял серп мрачной восходящей луны, и Зверь зачем-то взял с собой механическую черную бабочку. Герман выкопал железной лопатой глубокую яму, после чего все останки были погребены под толщей холодной земли. Герман повернулся к Зверю и прошептал ему на ухо:
— Я не предам вас.
Зверь не ответил; вместо этого он показал Герману выгравированные на крыле бабочки золотые инициалы с настоящим именем Германа.
— Генри, — сказал Зверь, — вы совершаете большую ошибку, — и направил на него пистолет, вытащив его из кобуры на бедре. Дуло пистолета было направлено прямо в лоб Герману. Герман стоял, дрожа на холодном ветру, и его одежда колыхалась при каждом дуновении ветра.
— Что ж, — сказал он бесстрастно, — ваша месть свершилась. Но я тоже намерен отомстить. Герман попытался зажать ствол пистолета руками, чтобы предупредить выстрел, но Зверь оказался проворнее и, нажав на спусковой крючок, выстрелил Герману в переносицу. Герман пошатнулся, его колени подкосились; лицо обезобразила уродливая гримаса ненависти, и он беззвучно повалился в траву. Брызнувшая на траву алая кровь растекалась красной лужицей под телом Германа. Зверь вздохнул, потянул воздух кошачьим носом, и убрал пистолет обратно в кобуру. Он наклонился к трупу: в неподвижно открытых глазах Германа он увидел свое отражение, как в зеркале. Накатывающая боль в груди расползлась по всему его телу. На самом деле это было проявлением душевной боли: на глазах у Зверя выступили слезы, и он закричал в небо. Слезы скатывались по коже, боль накатывала все сильнее. Он плакал не от того, что Герман умер — он плакал от того, что стал монстром, и нет пути назад. Отчаяние охватывало все его существо… До такой степени, что в глазах лопнули все капилляры. Это было началом его конца, но и триумфа тоже.
Только старый фермер видел при свете луны стройную фигуру огромного животного на задних лапах, и он не поверил своим глазам. Болезненный оливково-зеленый цвет будто бы резиновой кожи переливался в лунном свете, хвостом чудовище било себя по бокам, и длинные, огромные загнутые титановые когти с механическим шумом показывались из прорезей мягких ярко-розовых подушечек пальцев. Перед фермером стоял Зверь, и он победил.