Последнее безбашенное лето

Мало того, что в школе подобными определениями вынесли мозг, так еще и каждая встречная-поперечная калоша станет мусолить подобные темы!

– Мне кажется, что я вас смутила, – она захихикала и еще ниже наклонила голову, пряча лицо за огромными полями шляпы.

– Ага, стесняюсь и краснею, – процедил я и снова отвернулся.

Но она прицепилась, словно репей. Настырно потянула длинными сухими пальцами с ярко-алыми ногтями за лямку моей сумки и, уткнувшись полями своей нелепой шляпы мне в плечо, горячо зашептала:

– Молодой человек, я не намекала вам о плотском аспекте, я лишь хотела уточнить. Не сочтите за навязчивость, скажите, а вы бывали влюблены?

Тут электричка остановилась, и двери с громким шипением раскрылись. Мимо нас начали проходить люди, а тамбур наполнился особым загородным воздухом, в котором смешались запахи цветов, дыма костра и солнца.

Кто-то оттеснил в сторону женщину с канарейкой, и я был бесконечно благодарен тому незнакомцу. Потому что еще пара фраз, еще немного тупых вопросов, и я за себя не отвечаю. Взорвусь и открыто нахамлю ей. Не умею сдерживаться.

Двери закрылись, слегка покачиваясь электричка тронулась, и я огляделся. Чокнутая все еще была тут, в тамбуре. Она прятала лицо под широкими полями, заглядывая внутрь клетки, и, казалось, совершенно потеряла ко мне интерес. Нащупав во внутреннем кармане пачку сигарет, я успокоился. Осталось две остановки, я выйду на станции, закурю и сброшу Мике сообщение о том, что прибыл. Пускай встречает.

Лес за окном сменился на темные, вспаханные поля, опять полетели мимо дачные домики, как вдруг из-за спины снова раздалось:

– Мы с вами не закончили, молодой человек! – в голосе чокнутой явно слышалась насмешка.

– Мы с вами и не начинали!

Резко развернувшись, я едва не сбил тетку с ног. В ответ она засмеялась из-под своей дурацкой шляпы. Канарейка в клетке подпрыгнула на подвесной жердочке и стала раскачиваться, как желтый, пушистый маятник.

– Какой вы темпераментный, однако, – снова захихикала женщина.

И вдруг подняла голову, задрав вверх поля гигантской шляпы. Попутчица оказалась старше, чем я предполагал, лицо ее было сморщенное, словно печеное яблоко, от глаз разбегались морщинки, похожие на тонкие птичьи лапки.

Собираясь сказать тетке что-то резкое, я уставился ей в глаза, и тут вагон тряхнуло на стыке рельс. И я в буквальном смысле прикусил язык. Рот немедленно заполнился солоноватым вкусом крови. Поезд остановился.

– Да-да, молодой человек, – удерживая клетку одной рукой, тетка протянула другую и ткнула тощим пальцем с аккуратным алым ногтем прямо мне в солнечное сплетение, – любовь она такая: горячая и соленая, как кровь, горькая, как слезы. Нежная и юркая, как маленькая птичка! Да вы и сами скоро все узнаете!

И не успел я опомниться, как она, взмахнув широченным рукавом, шмыгнула в раскрытые двери и смешалась с другими покинувшими поезд пассажирами.

Как проехал оставшуюся часть пути, я не понял, в голову словно поролона натолкали. Но едва ступил на перрон долгожданной станции, как сознание прояснилось. Мгновенно позабыв про сумасшедшую попутчицу, я закурил и поднес к уху телефон:

– Мика! Здорово! Я на месте, встречай! – и, сбросив вызов, удобнее устроил сумку на плече.

Следом за торопливыми дачниками спустился по выщербленным цементным ступеням и оказался в теплой, зеленой тени деревьев. Я легко шагал по тропинке мимо сетчатых заборов, из-за которых лениво гавкали собаки, доказывая хозяевам свою преданность. Сладкий аромат шиповника, кусты которого густо росли вдоль дороги, смешивался с запахами пыли и нагретого солнцем рубероида. Горячие лучи пекли макушку, и я наконец-то чувствовал себя дома.

С тех пор, как отец с матерью развелись, в нашем городском жилище находиться стало неуютно. Казалось, мало что изменилось: отец ушел, ничего с собой не забрав, но квартира как-будто потеряла что-то важное, цельное. Дом перестал быть домом. Вещи, годами стоявшие на своих местах, пропадали или внезапно приходили в негодность.

Это случилось пару лет назад, мне было пятнадцать, и я все прекрасно понимал. Отец завел отношения с другой женщиной, а мать, узнав про это, незамедлительно, в один день выставила его вон из нашей жизни.

И нечего мне заливать про любовь и другие неземные чувства: люди, прожившие вместе четверть века, косячат и расходятся в одно мгновение. А потом ведут себя так, словно и знать не знали друг друга никогда!

Я шагал по гравийной дорожке вдоль домов. Впереди показалась оранжево-красная крыша нашей дачи, а на развилке дороги – одинокая фигура Мики – Мишки Микаева, моего самого лучшего летнего приятеля. Я обрадовался ему, как родному: ведь мы целый год не виделись! Конечно, мы не только летом общаемся, соцсети в помощь, но, чтобы встретиться, нужно через весь город ехать. А Мике обычно в лом, да и мне тоже.

Я прибавил шаг. В поселке дома самые разные: от ветхих сарайчиков советских времен до кирпичных коттеджей с навороченными башенками на крыше. Как раз такой добротный коттедж второй год пустует на соседнем, рядом с нашим, участком.