Последнее дело графа Аминова (СИ)

— Меня не пустили взглянуть на арестованных. Антон же в последний раз следил за домом Архарова, как просил Фёдор Васильевич Ростопчин, — гордо смотрел Алексей.

— Не пустили, — кивал с пониманием Макаров. — Разумеется. Новые правила.

— Я в полиции предупредил, если вдруг встретится или схватят человека, похожего на него, а тем более, если назовётся его именем, чтоб отпустили немедленно. Что за дела поручили Николаю, коль они оказались вдруг важнее?! — вопросил тогда Алексей.

— Я предупреждал… Не смогу препятствовать расследованию, но могу его оттянуть, пока не разберетесь с сестрой Вашей супруги, — строго выдал Макаров.

— Вы можете сказать прямо?

— Я знаю лишь, что подозрение есть на участие в заговоре.

— В каком?

— Тоже не знаю, — с усмешкой развёл руками Макаров. — Потому и попросил Николая проследить, чтобы помочь. Я не враг, как Вы ещё не поняли?

— В наш век такое проверяется лишь временем, — с нескрываемым недовольством смотрел Алексей в глаза.

— Давайте вернёмся в зал, — предложил Макаров…

* — из сборника Н. А. Львова «Избранные сочинения»

Глава 23

Макаров и Алексей не говорили больше ни слова, пока не подошли к Софье. Она находилась в компании Долгоруких и Ростопчина. Последний увлекательно говорил о Москве и сразу взглянул на Алексея, закончив рассказ:

— Я очень хорошо видел, что Москва подаёт пример всей России, и старался всеми силами приобрести и доверие, и любовь её жителей. Ей подобало служить регулятором, маяком, источником электрического тока. Дабы лучше обеспечить общественное спокойствие, я твёрдой рукой взялся за исполнение правил относительно гостиниц, трактиров и ресторанов, где люди праздные, развратные и множество лиц тёмного свойства проводили целые ночи за игрой, попойками, надувательствами, погрязали в разврате и пропадали окончательно.

— У Вас прекрасные планы, Фёдор Васильевич, — похвалил Макаров.

— Ещё бы нашлись люди, которые придерживались бы той же идеи, которые бы выполняли добросовестно порученные им дела, — снова взглянул Ростопчин на Алексея.

Только тот гордо смотрел в ответ, стоя подле супруги и по виду своему не собирался отвечать. Софья опустила взгляд, усердно пытаясь скрыть тревогу, которую заметил каждый, и страх в ней, что будущее не сулит ничего хорошего, — рос…

— Таких людей очень много, дорогой Фёдор Васильевич, — улыбнулась княгиня Долгорукова.

— Вы являетесь одним из образцов, Екатерина Александровна, — с поклоном похвалил Ростопчин. — По праву заслужили орден, который выдали Вам, пусть и после смерти императрицы Екатерины Алексеевны.

Она погладила алые ленты медали «кавалерственной дамы», красующейся у её плеча, а в глазах блеснула грусть:

— Ношу с гордостью. Это честь для меня. Однако, сего ордена заслуживают и иные.

— Надобно, чтобы супруг отличился, — улыбнулся Ростопчин.

— Или чтоб те, кто ордена выдаёт, посчитали дела супруга за достойные сей награды, — добавил Макаров.

— Я представлю вам ещё одного достойного человека, — с гордостью заявила княгиня Долгорукова и сделала лёгкий знак рукой, позвав кого-то подойти.

Мужчина, выглядевший явно моложе своих лет, с милыми чертами лица и выразительными ласковыми глазами подошёл. Его чёрные кудри, аккуратно уложенные в хвост, лишь придавали молодости годам…

— Позвольте, представить, — улыбнулась княгиня и взглянула на Софью с теплом. — Это великий человек, наш друг, одарённый! Талантлив во многих сферах! Не только архитектор, но и создатель лучших печей, ботаник, геолог, поэт и драматург… Да сколько ещё талантов, я затрудняюсь все упомянуть! Жизни мало! — говорила она с восхищением. — Николай Александрович Львов!

— Верно Вы сказали, княгиня, — согласился тот. — Жизни мало… Я часто молю Бога, чтоб дал пожить ещё немного.

— Боже, — ахнула от покорившего волнения Софья. — О, как я растеряна, — улыбалась она, так же взглянув на скромно улыбающегося Львова с восторгом.

— Это честь, графиня, что Вы исполнили песню на мои стихи, — поклонился он и одарил её руку поцелуем, после чего обратился к Алексею. — Вы невероятно счастливы обладать таким божественным созданием.

— Без сомнения, — улыбнулся тот, переглянувшись с любовью с супругой.

— А как же словарь художников и художеств? Уже нашли? — поинтересовался Макаров, и Львов с промелькнувшей в глазах печалью пожал плечами:

— Видать, кому-то он показался значимым.

— А где же Ваша жена, Мария Алексеевна? — удивилась княгиня Долгорукова, и Львов указал взглядом в сторону весело беседующих в конце зала женщин.

Всё понимая, княгиня сразу успокоилась и заметила:

— Как удивителен порою мир! Здесь собрались лучшие, самые счастливые пары! Да, да, — кивала она. — Вот Вы, Фёдор Васильевич, — обратилась она к Ростопчину. — Счастливо женаты, уже и дети рождаются. И Вы, дорогой Николай Александрович Львов, добились всё же расположения родителей любимой, а Ваш тайный брак был принят.

— Как, впрочем, и ваш, — поклонился он хозяевам бала.