Последнее дело. Между строк, или Группа риска

Построен этот дом был шестьдесят лет назад на средства Литературного фонда и помнил еще Анну Ахматову. Которую Виноградов, естественно, не застал. Зато ему довелось посещать в этом доме когда-то Вадима Сергеевича Шефнера – пожалуй, самого ленинградского из писателей прошлого века. А спустя пару месяцев провести целый вечер, за стопкой и за мужским разговором, в гостях у прекрасного, злого и умного Виктора Викторовича Конецкого… Вообще же, дом был многоквартирный, большой, и почти все квартиры в нем занимали особо достойные и заслуженные члены Союза писателей СССР. Только вот, как оказалось, в памяти благодарных читателей от них сохранился едва ли с десяток имен и фамилий.

Дверь в квартиру на четвертом этаже открыла Юлия Эдуардовна:

– Здравствуйте, Владимир.

– Добрый день…

Интересоваться, какими судьбами она здесь оказалась, не имело никакого смысла. Они были знакомы больше двадцати лет, со времен вступления Виноградова в писательский союз, и тогда еще не вызывало сомнения: для всего, что делала или не делала эта женщина, обязательно имелась веская причина.

– Извините, не знал, что сегодня увижу вас. Непременно пришел бы с цветами.

– Ничего страшного. Проходите. Он уже про вас спрашивал.

Борис Аркадьевич Жаботинский принадлежал к поколению шестидесятников, давным-давно стал почти живым классиком, однако остался при этом порядочным человеком. Вчера вечером он позвонил Виноградову и попросил заехать в любое удобное время… желательно после обеда. Отказать Виноградов не мог, да и не хотел: с юных лет он зачитывался фантастическими романами Бориса Аркадьевича, а к нему самому относился с большим уважением. Тем более что в последние несколько месяцев Жаботинский болел, и в Союзе писателей поговаривали про онкологию.

Юлия Эдуардовна пропустила гостя вперед:

– Не надо, пожалуйста, обувь снимать! Прямо так проходите.

Окно спальной смотрело во внутренний скверик, но сейчас оно оказалось наполовину прикрыто тяжелыми шторами. Возле окна – письменный стол с монитором, а деревянные темные полки от пола до потолка заставлены книгами и различными памятными безделушками со всего мира. На стене между книжными полками нашлось место для пары хороших картин, православной иконы и отпечатанной более ста лет назад карты звездного неба. Сам хозяин лежал на широкой семейной кровати, под одеялом, и его очень бледное, осунувшееся лицо почти не отличалось по цвету от наволочек на подушках.

Пахло медикаментами.

– Здравия желаю, Борис Аркадьевич!

– Привет, Володя, привет… – Жаботинский протянул гостю руку. – Очень рад тебя видеть!

– Спасибо, взаимно!

– Присаживайся. Я рад, что ты нашел время заехать.

Рядом с кроватью стоял пустой венский стул, предназначенный, очевидно, для посетителей.

– Да какие тут могут быть разговоры, Борис Аркадьевич!

Несколько долгих секунд Жаботинский смотрел в глаза гостю:

– Что, прямо так плохо?

– Да нет…

Наверное, следовало сказать хозяину что-то бодрое и утешительное. Однако врать было неловко, да и не хотелось. Уже на памяти Владимира Александровича ушли из жизни достойнейшие люди и прекрасные писатели – Борис Натанович Стругацкий, Вадим Шефнер, Виктор Конецкий, Станислав Родионов, Даниил Аль, ушла хорошая и светлая Татьяна Окунева…

– Как же вы работаете адвокатом, Володя? Вы совершенно не умеете врать людям.

– Ну, это смотря каким людям.

– Представляете, разве не странно? Когда врачи поставили диагноз, я на какое-то время даже обрадовался, что похудею. И мне опять станут впору любимые вещи, которые оказались когда-то малы… – Борис Аркадьевич немного приподнялся на подушке. – Огорчало только, что это продлится недолго. Зато теперь я точно понял, что к собственному здоровью надо относиться с уважением, но без подобострастия. Не надо перед ним заискивать, не надо подкупать его диетами и обещаниями…

Интересно, подумалось Виноградову, отчего так заметно и часто умирают хорошие люди?

А различные бездари и подонки, как правило, счастливо доживают до больших юбилеев. Хотя, в сущности, доживают не так уж и счастливо. Потому что все время следят друг за другом, постоянно считают чужие награды и премии, которые сами не получили, но непременно должны были получить…

– Ой, спасибо, красавица! Вот сюда… давайте-ка…

Через порог переступила Юлия Эдуардовна с подносом, на котором едва поместились три чашки, заварочный чайник, пузатая сахарница и печенье.

– Прошу прощения… помочь?

– Да ничего, сидите, не вставайте!

Аккуратно и быстро распределив между Жаботинским и гостем все необходимое для чаепития, Юлия Эдуардовна присела к письменному столу:

– Я не помешаю?

– Обижаете, Юлия… как вам не стыдно!

В изголовье кровати лежал томик Бунина, и разговор как-то сам собой завязался по поводу его «Окаянных дней». Характер у нобелевского лауреата был отвратительный. О писателях вообще и о русских писателях в частности отзывался он с пренебрежением и без какой-либо симпатии, признавая за некоторыми из них, впрочем, некоторое право на существование в литературе.