Последнее «долго и счастливо»

Казалось бы, от кровавых картинок Софи должно было замутить, но этого не произошло. На фресках победы Зла над Добром выглядели так убедительно, что становилось как-то само собой понятно: Добро, если разобраться, ни за что не сможет одолеть Зло. Потому что Зло гораздо, гораздо сильнее. А что произошло с самой Софи? Всю жизнь она стремилась к Добру. Пыталась перебраться в школу, которая, как ей казалось, должна была стать ее школой. И что? Добро отвергало ее, отбрасывало прочь, как попавшийся под ноги камешек. Софи повторяла свои попытки, но Добро отталкивало ее снова и снова, – и вот в итоге она стала Королевой Зла. Хозяйкой школы, которую так долго отказывалась признать своей. Рассмотрев последнюю фреску – на ней Спящая Красавица и ее принц были изображены привязанными к огромной прялке, под которой весело разводила костер одетая в черное ведьма, – Софи вдруг поймала себя на том, что никак не может вспомнить, чем на самом деле заканчивались все эти сказки. Может быть, именно так, как изображено на фресках?

«А что, если бы я еще в детстве прочитала сказки с такими окончаниями, как здесь? – подумала она. – Интересно, захотелось бы мне после этого быть доброй? А впрочем, какое это теперь имеет значение!»

Софи тряхнула головой, выводя себя из задумчивости, и сказала:

– Все это очень впечатляет, Рафал, но в этих картинах нет ни капельки правды.

– Кто это сказал? – спросил Рафал.

– Сами сказки, разумеется. Послушай, я тоже могу, например, изобразить себя загорающей где-нибудь на тропическом пляже, под пальмами или на яхте с белыми парусами, но это будет всего лишь выдумкой, фантазией. Так и эти фрески. Ведь все окончания старых сказок давным-давно написаны, разве не так? Реальные окончания, не выдуманные.

– А как насчет твоего поцелуя с Агатой? Или поцелуя Агаты с Тедросом? Это что, тоже были реальные окончания вашей сказки? Или всего лишь возможные? А мы с тобой? Разве сказка не продолжается так, будто тех развязок никогда и не было? Окончания в сказках могут меняться, моя Королева. – Он взглянул в окно, за которым виднелась Старая школа, и добавил: – И они должны меняться.

Софи могла поклясться, что слышит долетающий сюда из подвалов замка Старой школы низкий рокот. Ощущение было таким, будто там, внутри башни, рычит и бьется о прутья клетки огромный монстр.

– Деканы с нетерпением ждут встречи с тобой, – сказал Рафал, указывая Софи на боковую лестницу. – Они отведут тебя в твой класс.

Но Софи подбоченилась и не двинулась с места:

– Ты сам говорил, что Агата и Тедрос идут, чтобы убить тебя. Какие тут могут быть уроки? Я должна защищать тебя. Я буду драться рядом с тобой…

– А кто же станет твоей армией в борьбе против Агаты и Тедроса, если не твой класс? – не оборачиваясь, бросил Рафал.

– Что? Да меня в этой школе никто не любит… Они ни когда не станут слушать меня…

– Напротив, они тебя будут слушать, причем очень внимательно, – перебил ее Рафал, начиная подниматься по лестнице.

Оставшись внизу одна, Софи проводила взглядом удалявшегося Рафала, затем со вздохом развернула смятый листок и перечитала его – на этот раз внимательнее, чем прежде.

Софи удивленно хмыкнула. Еще раз перечитала листок.

– Тут, наверное, какая-то ошибка, – произнесла она. – Здесь стоит мое имя…

– Ты будешь преподавать этот предмет. В своем классе.

В ее классе?

Нет.

Не может быть!

Софи выронила из руки листок и пробормотала:

– Так что же, выходит, я теперь преподаватель?!

8. Когда все идет из рук вон плохо

Петляющая среди густого леса тропинка была такой узенькой, что идти по ней приходилось гуськом, поэтому трое всегдашников напоминали сейчас стайку направляющихся к пруду уток. Тедрос шел в середине, за спиной принцессы Умы, и то и дело оборачивался, чтобы взглянуть на идущую замыкающей Агату

– Да хватит уже проверять меня, – огрызнулась наконец Агата.

– Да нет, я так… Я просто… Слушай, у нас с тобой пальцы совершенно одинаково светятся… – тут Тедрос смутился, увял и быстро отвернулся.

Агата промолчала. Честно говоря, она уже устала от этих его внимательных, озабоченных взглядов.

Он смотрел на нее так, будто опасался, что она, охваченная горем, сойдет сейчас с ума или побежит к ближайшему пруду, чтобы утопиться. Вступать в разговор ей тоже не хотелось (и уж меньше всего о том, одинаково светятся у них с Тедросом пальцы или нет) – Агата опасалась, что любая беседа (хоть о пальцах, хоть о грибах) легко может свернуть в сторону и привести к разговору о ее матери. Кроме того, это отвлекло бы ее от напряженного диалога, который она мысленно вела сама с собой, продумывая, что она должна сказать Софи, чтобы оторвать ее от Директора школы.