Последнее Евангелие

— Ну вот, как всегда! — проворчал Костас и затопал по лужам. Некоторое время шли молча. Вдруг Костас остановил Джека, схватив за руку. — Один вопрос давно не дает мне покоя…

— Выкладывай, — отозвался Джек.

— Это связано с Элизабет и вашим разговором в Геркулануме. Она предостерегала тебя, просила быть начеку…

— Да, но я уловил всего пару фраз.

— Интересно, что за парень напал на нас в пещере под Римом и откуда ему стало известно, что мы там?

— Я тоже задумывался над этим. Полагаю, не сложно было увязаться за нами в Геркулануме, проводить до «Сиквеста II», а потом и в Рим. Вероятно, телефон прослушивали. Может быть, использовали спутниковую систему наблюдения. Мы, естественно, старались не создавать шумихи, но тот, кому надо, без труда заметил бы, как оборудование ММУ для погружения привезли в центр Рима, а затем опустили в Большую Клоаку.

— Думаешь, они применили ультрасовременные устройства слежения?

— А что, в средствах противник явно не стеснен!

— Похоже, им известно, что мы ищем. Помнишь слова нападавшего в пещере? «Отдай его мне».

— Так ты подозреваешь Элизабет? Думаешь, она тоже замешана?!

— Никого я не подозреваю! — воскликнул Костас.

Джек разволновался.

— Она сказала кое-что еще… Я думал, это личное, касается только нас с ней. Возможно, я ошибался.

— И?..

— Элизабет сказала, что знает.

— Знает что?

— Она ничего не добавила. Просто, что знает. Это ее последние слова.

— По-твоему, Элизабет знала о нашей находке в Геркулануме? Может, она сама обследовала тоннель до того, как пришли мы?

— Морис уверен кроме нас, никто не проходил через расщелину в стене, его мнению можно доверять. Он же спец по расхитителям гробниц! Хотя Элизабет могла ночью тайком пробраться в тоннель, увидеть скелет Нарцисса, обожженные свитки и, вполне вероятно, заглянуть в комнату через трещину. Скорее всего она знает о свитках!

— Почему тогда тебе не сказала?

— В ее глазах мелькнул страх. Неподдельный ужас. А она, знаешь ли, дамочка не изнеженная, выросла на задворках Неаполя. Я оставил ей несколько сообщений на рабочий телефон в инспекции. Ни на одно не ответила. Похоже, Элизабет сказала все, что могла!

— Думаешь, она на нашей стороне?

— Костас, я не думаю, я знаю! За этим стоит не Элизабет, а кто-то влиятельный. Тот, кто может заставить ее молчать. Вот это меня действительно пугает.

Вздохнув, Костас снова взглянул на небо, потом кивнул Джеку:

— Ну хорошо. В любом случае у нас нет выхода. Продолжаем поиски. Почему же у меня такое ощущение, что нас обложили со всех сторон?..

— Бен с ребятами круглые сутки начеку.

Костас кивнул, и они пошли дальше.

— Ладно. Давай поговорим о римском Лондоне. Много иностранцев, следовательно, много иностранных идей?

— Ты прав. — Археологи подошли к улице Грешам. Джек показал на здание напротив: — Сюда мы и шли.

Костас поднял взгляд на темный каменный фасад, который казался древнее возвышающихся на Лоренс-лейн бетонных и стеклянных конструкций. Фасад украшали пять высоких окон и круглые окошки поменьше с каждого края, а на восточной стороне — колонны и фронтон в неоклассическом стиле.

— Английское барокко, — прокомментировал Джек. — Не так потрясает воображение, как собор Святого Павла, но относится к тому же периоду. Да и архитектор тот же. В общем, Костас, перед тобой одна из церквей, восстановленных сэром Кристофером Реном после великого лондонского пожара 1666 года.

— Церковь Сент-Лоренс-Джюри. — Костас сверился с промокшей насквозь туристической картой, которую только что вытащил из кармана.

Джек подождал, пока мимо проедет такси, и добавил:

— Раньше на этом месте был еврейский квартал, пока в XIII веке всех евреев не изгнали из Лондона. Сент-Лоренс — англиканская протестантская церковь, а сразу за углом стоят католические, нонконформистские церкви, синагоги, мечети. Так же, как в римском Лондоне. Сегодня большинство людей верит в единого Бога. По сути, чем тебе не политеизм, и известный римлянам и, в частности, Клавдию? Множество различных храмов и ритуалов.

— У них же же был культ императора?

— Верно. Римляне воздвигли в честь Клавдия храм в Колчестере и еще один в Лондоне. По моему личному убеждению, Клавдий вряд ли серьезно отнесся бы к подобной лести, даже если бы дожил до времен, когда его стали боготворить. Уж слишком это отдает влиянием его безумного племянника Калигулы и его преемника Нерона. Здесь, в провинции, культ императора имел практическое значение. Боготворя конкретного императора, коренное население стало уважать Рим.

— Разве римляне не пытались уничтожить другие конкурирующие религии?