Последнее искушение Христа

Иисус смотрел, как они вкушают пищу, но сам не притронулся к еде. Он тоже держал посох и выставил правую ногу, готовый к дальнему пути. Все молчали. Было слышно только, как смыкаются челюсти, как обгладывают кости да сталкиваются друг с другом чаши с вином. В потолочном окне над ними показалась луна. Половина столов оказалась залита светом, половина погрузилась в лиловый сумрак.

Прерывая глубокую тишину, Иисус сказал:

– Пасха – это переход, верные мои спутники. Переход от тьмы к свету, от рабства к свободе. Однако Пасха, которую мы справляем сегодня, означает нечто большее: нынешняя Пасха – это переход от смерти к бессмертию. Я иду впереди и указываю вам путь, товарищи.

– Ты снова заговорил о смерти, Учитель, – встрепенулся Петр. – Снова слова твои, как нож двуострый. Если тебе грозит какая-нибудь опасность, говори смело – мы Ведь мужчины.

– Воистину горше этих горьких трав твои слова, Учитель, – сказал Иоанн. – Пожалей нас и скажи про все напрямик.

Иисус взял срой еще не тронутый хлеб, разделил его между учениками и сказал: «Примите и едите, сие есть тело мое».

Затем он взял свою полную вина чашу и пустил по кругу, чтобы все отпили из нее:

– Примите и испейте, сие есть кровь моя.

Каждый из учеников съел кусок хлеба и выпил глоток вина, и разум их затуманился: густым, соленым, словно кровь, показалось им вино, а съеденный кусок хлеба опустился в нутро их углем пылающим: все вдруг с ужасом почувствовали, что Иисус укоренился них и поглощает их плоть. Петр оперся локтями о стол и принялся рыдать, а Иоанн прильнул к груди Иисуса.

– Ты хочешь уйти, Учитель. Хочешь уйти… Уйти. – пролепетал он, не в силах сказать больше ни слова.

– Никуда ты не уйдешь! – вскричал Андрей. – Третьего дня ты сказал: «У кого нет меча, пусть продаст одежду свою и купит меч!» Мы продадим наши одежды, вооружимся – и пусть Смерть только приблизится к тебе, если у нее хватит духу!

– Вы все без сожаления покинете меня, – сказал Иисус. – Все.

– Я – никогда! – воскликнул Петр, вытирая слезы. – Никогда!

– Петр, Петр, прежде нежели пропоет петух, ты трижды отречешься от меня!

– Я?! Я?! – заревел Петр, ударяя себя кулаком в грудь. – Это я отрекусь от тебя?! Вместе с тобой до смерти!

– До смерти! – неистово закричали все ученики, вскакивая на ноги.

– Садитесь, – спокойно сказал Иисус. – Час еще не пришел. В эту Пасху я должен доверить вам великую тайну. Отверзните мысли ваши, отверзните сердца ваши, не бойтесь!

– Говори, Учитель, – прошептал Иоанн, сердце которого трепетало, как осенний лист.

– Вы поели? Не голодны больше? Насытились тела ваши? Можете теперь позволить душам вашим слушать спокойно?

Все встревоженно прильнули взглядом к устам Иисуса.

– Товарищи дорогие! – воскликнул он. – Будьте здоровы! Я ухожу.

Ученики подняли крик и бросились к нему, пытаясь удержать. Многие плакали, Иисус же спокойно обратился к Матфею:

Ты носишь на груди Писания, Матфей. Встань же и громко прочим пророческие слова Исайи, дабы укрепились сердца их. Помнишь: «Он взошел пред очами Господа, словно деревцо бессильное…»?

Обрадованный Матфей встал. Он был сутул, кривоног, тщедушен. Его худые, с длинными ногтями пальцы были всегда выпачканы чернилами. Но как он вдруг выпрямился, как зарделись его щеки, как окреп голос, и зазвучали, отдаваясь эхом под высоким потолком дома, исполненные горечи и силы слова пророка:

Он взошел пред очами Господа, словно деревце бессильное, что поднимается ростком из сухой земли.

И не было в нем ни красоты, ни величия, чтобы привлечь к нему глаза наши:

Ничего не было в лике его, что бы нравилось нам,

Он был унижен и оскорблен людьми,

Душа скорбная и многострадальная,

И мы отвращали от него лицо наше и ни во что его не ставили,

Но он взял на себя все наши немощи,

Исстрадался грехами нашими,

Извелся нашими беззакониями,

И ранами его мы исцелились.

Он истязуем был и предан мучениям,

Но не отверз он уст своих

И, как агнец, ведомый на заклание,

Не отверз он уст своих…

– Довольно, – сказал Иисус и вздохнул.

Он повернулся к товарищам.

– Это я, обо мне говорит пророк Исайя. Я агнец, и ведут меня на заклание, но я не отверзну уст.

И, немного помолчав, добавил:

– С того самого дня, когда я появился на свет, ведут меня на заклание.

Оторопело, раскрыв рты, смотрели на него ученики, пытаясь понять смысл его слов, и вдруг все, как один, упали лицом на стол и подняли плач.