– Я же тебе ещё в прошлую нашу встречу говорил – он решает с помощью нашей миссии куда более глубокие задачи по противостоянию с Годом. Так что падший ангел это хоть и не плохо для него, но не совсем отвечает тем задачам, которые пытается решить Денница. Вот если бы один ангел убил другого – эффект от этого был бы куда глобальней. «Как так, посмотри что с ними сделало очеловеченье, даже лучшие из лучших, поддавшись пороку, не выдерживают!». И я думаю, что подобная мысль была бы раскручена на полную катушку Денницей, и не исключено, что она бы посеяла немало сомнений в рядах ангелов. Ведь одно дело, когда человек несёт угрозу самому себе, и совсем другое дело, когда он угрожает своим существованием ангельской братии. И вот тут Денница, смог бы заручиться новой поддержкой среди ангелов! – высказав это, Атеист поднялся с места, прошёлся вдоль кабинета, и, подойдя к столу, облокотившись на него, с каким-то задором сказал. – Но у него ничего не вышло. Так ведь?
Атеист как-то нервно засмеялся. Я же сидел, не имея сил что-либо сделать. Видимо, запас энергии, поддерживающий меня, приблизился к тому, чтобы исчерпаться.
– Но что мне было делать? Они наметили план действий на сегодняшний вечер. Вот видишь – вооружили меня. Ха-ха! На свою голову. Привезли для страховки снова Эльзу. – Выговорив её имя, Атеист снова как-то помрачнел. Затем, в одно мгновение снова оживился и с жаром продолжил. – Но я же – атеист, меня на вере не проведёшь, а на безверие – тем более. Так что, мне необходимо было сделать только одно – не дать им времени, чтобы связаться с их куратором. Чтобы они не смогли скорректировать свои действия с Денницей, чтобы полагались только на себя.
– Но с чего ты взял, что Наставник пошёл бы на такие радикальные действия, и они просто бы не ограничились побоями? – вставил я.
– Знаешь, когда я взял в руки этот карабин, то во мне что-то щёлкнуло. Мои руки дали мне подсказку, и я, то ли понял, то ли вспомнил – я уже держал это ружье в своих руках, но я не стрелял из него, могу тебе побожиться. Хотя, это звучит в моих устах несколько парадоксально. Видишь ли, им нужно было, чтобы в моих руках было именно то ружье, из которого и было совершенно преступление. Так что вопросы, откуда оно у них, и кто совершил расстрел – уже не оставляли сомнений. И за решимость Наставника можно было не сомневаться, он бы е без разглагольствований применил.
– Ну, насчёт разглагольствований… Я бы поспорил с тобой – слегка оживившись, заметил я.
– Ну, это точно, – засмеялся Атеист, – глаголить он любит, это его прилагательное, как человека. Отсмеявшись несколько простужено, Атеист ещё подлил нам и, выпив со мной, продолжил. – Чтобы вынудить их действовать самостоятельно, я и запустил эту утку, про мою нейтрализацию в ходе задержания.
– Вот почему на нём лица не было после того телефонного звонка, – вспомнил я.
– Ну, а дальше ты видел, – спокойно сказал Атеист.
– Скажу честно, не очень-то комфортно быть зрителем в первом ряду, – с иронизировал я. Атеист не ответил, а подойдя к лежащему Наставнику, наклонился и подобрал лежащий рядом с ним револьвер, затем открыл барабан, посмотрел и хмыкнул.
– А смотри-ка, у тебя не было никаких шансов, будь у него возможность выстрелить! – Он возвратил барабан на место и прокрутил его.
– И что ты собираешься дальше делать? – с тревогой наблюдая за его действиями, спрашиваю я.
– А что мне здесь ещё делать. Все дела закончены, – обречённо говорит он.
– А как же Эльза? – всё больше тревожась, спрашиваю я.
– А что Эльза. С нею всё кончено. Если тебе интересно – можешь в дамский туалет заглянуть и посмотреть, что с нею сталось. – С ненавистью на последних словах, Атеист подносит револьвер к своему подбородку и нажимает на курок, но выстрела не происходит – только слышится звук спускаемого курка, говорящего о пустой ячейке барабана.
– Видишь, как мне не везёт, – с горечью и слезами на глазах говорит Атеист, и следом нажимает ещё раз. Но уже на этот раз револьвер срабатывает, и он становится счастливым обладателем загробной жизни.
Я же полностью обездвиженный, сижу, и с какой-то отстраненностью смотрю на то, как Атеист постепенно складывается в поясе, чтобы окончательно пасть вниз. Так проходит ещё минут пять, как вдруг сзади себя я слышу одновременно истеричный и волнительный голос Лизы.
– Что здесь происходит? – сначала не заметив всего произошедшего, прямо со входа задаётся вопросом она. – Я слышала громкий хлопок и подумала, что… – но, видимо, увиденное, заставило её потерять дар речи. «Мамочки!!!», – истеричный голос – раз. «Ник, с тобой всё в порядке?!», – уже волнительный голос – два.
– Да ничего… – я процеживаю слова в ответ обхватившей меня и плачущей Лизе.
– Прости меня, я просто дура! – не переставая меня целовать и проглатывая слова говорит она, и тем самым, заставляя сжаться моё сердце. А меня в настоящем положении – это хоть душевно и успокаивает, но и сильно расслабляет, отвлекая от мобилизации остатков моих сил.