Последнее искушение свободой

– А что особенного, думаете, наша компания вольна в своих действиях. Да ничуть не бывало. Ей нужны такие как я, для того чтобы показать свою свободность перед другими участниками рынка. Ведь слово свобода, самое занятое слово в наше время. Все кому ни лень, пытаются эксплуатировать его, приставляя его к названию свой род деятельности. Но на самом деле, они, ставя в своём названии «free», просто расписываются в своей закомплексованности, выдавая желаемое за действительное, или в большинстве случаев, идя на прямой обман.

Вот самый простой пример, эти так называемые childfree, ничего кроме омерзения не вызывающие, разве выглядят свободными, да ничуть, они своими мерзкими высказываниями только пытаются оправдать свою никчёмность перед вечным, и так практически происходит везде. Под этой вывеской творятся самые тиранические вещи. Что в полной мере относится и к нашей компании. В век глобализации, она не имеет право на автономию и глобальная свобода и здесь играет по своим правилам. А в них чётко, чёрным по белому, прописана квота на голубое и розовое. Так что моё присутствие в этих стенах, уже на законодательном уровне заявлено и утверждено. А не будет в штате таких как я, то могут возникнуть не нужные вопросы, а там глядишь и прижмут компанию другие свободолюбивые акулы рынка. Так что, я весьма нужный для компании экземпляр. – Со смехом закончил Петерс.

– Да, экземпляр вы ещё тот. – В унисон его смеху, сказал я.

– Так что, какие будут вопросы? – спросил он.

– Да, пожалуй, мне всё и так ясно, что мне придётся прикупить альбом группы «Rainbow». – Ответил я.

– Соглашусь с тем, что все прежде иначе видимые вещи, в свете современности приобрели своё новое значение. – Ответил он.

– Да, теперь я знаю самую стойкую краску, против которой ничто не устоит.

– Но какова же нужна олифа для политики? – спросил Петерс.

– А разве не ясно, что нужно для качественной смазки и разбавки. – Вставил я.

– Да, что-то я сразу и не сообразил. – Усмехнувшись, ответил Петерс.

– Ответ неясен лишь в том, что будет выполнять функцию скипидара? – с расстановкой акцентов на словах, спросил я, и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Впрочем, мы уже отклонились от темы разговора, который, к слову сказать, можно назвать оконченным. Я в принципе, для себя выяснил всё, что требовалось. Так что я вас больше не задерживаю.

– Тогда я могу идти? – вставая, предположил Петерс.

– Да-да, идите. – Встав с места, сказал я. Подходя же к двери, Петерс повернулся ко мне и заявил напоследок:

– Я бы хотел, чтобы вы меня называли… Ну, хотя бы не при всех, тем, кем я не являюсь на самом деле. – На что я ничего не ответил, оставаясь в безмолвии до тех пор, пока он не закрыл за собою дверь. Да, воистину говорят и последние станут первыми. Хотя надо отдать должное Петерсу, он сумел найти ко мне подход и он в разговоре со мной, зачастую задавал тон нашей беседе. Но всё-таки я недопонял Петерса и моё остаточное чувство после общения с ним, пребывало в двояком присутствии духа.

Решив не зацикливаться на Петерсе и предоставить времени расставить все точки над i, я продолжил начатое дело по подготовке тестов к собеседованию. Разбираясь в различных методиках и опросниках, мне на ум пришла мысль, что, по всей видимости, основные тестовые вопросы уже готовы и суть нашей работы заключалась в том, чтобы показать свою пока теоретическую подготовку к собеседованию, при возможности внесения свежей струи в неё, с последующим практическим овладением навыков ведения собеседования.

После того как я практически весь день провозился с документацией по тестам, я ровно минуту в минуту закрыл дверь своего кабинета и двинулся по направлению к выходу. За административной стойкой стояла Лиза вместе с Петерсом.

– И что ему дома не сидится? – подумал я про себя. И почему так выходит, что приятное обязательно сопровождает неприятное, или хотя бы ненужное в данной ситуации лицо. Лиза и Петерс о чём-то беседовали, при этом она находилась ко мне спиной, когда как Петерс мог лицезреть меня на прямую. Что он собственно и делал. Когда же Петерс меня заметил, то он, не прекращая разговора, лёгким движением своих глаз дал знать Лизе о моём приближении. Ну а она, как только получила этот сигнал, повернулась ко мне лицом.

Видимо они всё-таки не просто так стояли, а как оказалось, ждали меня. Озарившая меня улыбка Лизы, во-первых, сбила мой толк, заключавшийся в желании проводить Петерса к лестнице и заставить его вспомнить, путём пересчёта ступенек математику, а во-вторых, вызвала во мне ответный улыбчивый рефлекс. И вот, что интересно, что на злое выражение лица, я могу без проблем не реагировать, а вот улыбчивость, обращённая ко мне, не может остаться без взаимности. Может поэтому доброта и одерживает верх над злобным одиночеством. Ведь взаимность и есть та среда, в которой и зарождается вечность.

– А мы вас ждём. – Сказала мне Лиза.

– А что так? – заинтригованно спросил я.

– Да вот, хочу исправить свою оплошность. – Ответила Лиза.

– Какую же?