Я протискивался между ними, расталкивая щитом, не отвечая на вопросы, кто мы такие, и таким манером добрался до вершины холма, где на черном древке развевалось знамя Одды.
Я снял шлем, бросил отцу Виллибальду и выхватил Вздох Змея, потому что рядом с отцом стоял Одда Младший, глядя на меня так, словно я был призраком… Должно быть, для него я и был выходцем с того свет.
– Где она?! – заорал я, нацелив на него меч. – Где?
Вассалы Одды выхватили мечи и взялись за копья, Леофрик тоже взялся за меч, за истончившегося в битвах Убийцу Датчан.
– Нет! – выкрикнул отец Виллибальд, бросаясь вперед с моим шлемом в одной руке и с дубиной – в другой. – Нет!
Он попытался встать передо мной, я отодвинул его в сторону, но оказалось, что теперь перед мной стоят три священника Одды (в Уэссексе повсюду кишели священники). Они повыскакивали, словно мыши из соломы, но я смел в сторону и их и оказался лицом к лицу с Оддой Младшим.
– Где она? – повторил я.
Одда Младший был в кольчуге, начищенной так, что от ее блеска болели глаза, в отделанном серебром шлеме и в сапогах с полосками железа; его синий плащ скрепляла на шее большая янтарная брошь в золотой оправе.
– Где она? – спросил я в четвертый раз, и на сей раз Вздох Змея оказался на расстоянии ладони от его горла.
– Твоя жена в Кридиантоне, – ответил олдермен Одда.
Его сын был слишком напуган, чтобы выдавить хотя бы звук.
Я понятия не имел, где Кридиантон.
– А мой сын? – Я посмотрел в перепуганные глаза Одды Младшего. – Где мой сын?
– Они оба с моей женой в Кридиантоне! – ответил олдермен Одда. – Они в безопасности.
– Вы клянетесь? – спросил я.
– Клянусь? – Теперь олдермен разозлился, его уродливая бородавчатая физиономия покраснела. – Ты смеешь требовать клятвы? – Он сам взялся за меч. – Да мы тебя зарежем как собаку! – заявил он, и мечи его вассалов дернулись.
Я указал своим оружием на реку.
– Ты знаешь, чье это знамя? – спросил я, возвысив голос, чтобы меня услышала добрая часть собравшихся на холме. – Это ворон Уббы Лотброксона. Я видел, как убивает Убба Лотброксон. Я видел, как он загоняет людей в море, распарывает им животы, сносит головы, стоя по колено в крови, и песнь его клинка сливается с их предсмертными стонами. И вы хотите убить меня, того, кто готов драться с этим человеком вместе с вами? Давайте! – Я раскинул в стороны руки, подставляясь под удар меча Одды. – Давай! – прорычал я. – Но сперва поклянись, что моя жена и ребенок в безопасности.
Он секунду помолчал, затем опустил меч.
– Они в безопасности, – сказал олдермен, – клянусь.
– А этот, – я указал мечом на его сына, – не тронул ее?
Олдермен посмотрел на сына, тот замотал головой.
– Клянусь, нет, – сказал Одда Младший, обретя голос. – Я лишь хотел увезти ее в безопасное место. Мы думали, ты погиб, и я хотел спасти ее. Больше ничего не было, клянусь.
Я убрал в ножны Вздох Змея.
– Вы должны моей жене восемнадцать шиллингов, – сказал я олдермену и отвернулся.
Я пришел в Синуит. Мне нечего было делать на вершине холма. Но я был здесь. Потому что судьба правит всем.
Глава одиннадцатая
Олдермен Одда не хотел драться с датчанами. Он хотел оставаться там, где стоит, и позволить Уббе осадить крепость. Этого, считал он, будет довольно.
– Задержим здесь их армию, – медленно проговорил он, – и Альфред сможет прийти и сразиться с ними.
– Альфред осаждает Эксанкестер, – заметил я.
– Он оставит людей, чтобы те присматривали за Гутрумом, – высокомерно бросил Одда, – и придет сюда.
Ему не хотелось со мной разговаривать, но я был олдерменом, и он не мог отстранить меня от военного совета, на котором присутствовали его сын, священники и дюжина танов. Все эти люди потихоньку закипали от моих замечаний. Я утверждал, что Альфред не придет к нам на помощь, а олдермен Одда отказывался двигаться с холма, поскольку считал, что Альфред придет. Его таны, все мощные, в тяжелых кольчугах, угрюмые, умудренные опытом люди, соглашались с ним. Один из них пробормотал, что нужно защитить женщин.
– Здесь вообще не должно быть женщин, – сказал я.
– Но они здесь, – ответил он упрямо.
Не меньше сотни женщин пришли вместе с мужчинами и сейчас находились на вершине холма, где не было укрытия ни для них, ни для детей.
– Ладно, допустим, Альфред явится сюда, – сказал я. – Сколько на это уйдет времени?
– Два дня? – предположил Одда. – Три?
– И что мы будем пить все это время? – поинтересовался я. – Птичье дерьмо?
Все уставились на меня с ненавистью, но я был прав – в Синуите не было родников. Ближайшая вода находилась в реке, а между рекой и нами стояли датчане. Одда прекрасно понимал, что жажда нас погубит, но все равно хотел остаться на месте. Пусть священники попросят о чуде.